снова свежая.
— На мотоцикле? — спросил Николай.
— У твоего дома оставил, — ответил я. — Не украдут?
— Боишься?
— А как же… Дорогая вещь. Мне один дружок, завскладом, сказал: больше трех кусков на барахолке отвалят.
Николай помрачнел, раскрыл книгу и стал листать. А меня смех разобрал. Пускай позлится.
— Когда спать ложишься, цепью к ноге привязываешь? — спросил Бутафоров. — Как кружку на вокзале?..
— Сравнил, — сказал я. — Кружка или мотоцикл! А это идея, насчет цепи. Буду привязывать…
— К ноге?
— К твоему языку, — сказал я. — Ну чего вы все крутите вола? Покататься хочешь, так и скажи.
— Кататься не хочу, — сказал Николай. — Я не девочка. Научиться бы.
— Научишься. Это пара пустяков.
— И Генька Аршинов хотел бы. Игорь тоже.
— Мне они этого не говорили, а сам навязываться не буду. Я тоже не девочка.
Николай отбросил с глаз выгоревшую прядь волос и сказал:
— И другие ребята хотят…
— Пускай записываются, — сказал я.
Николай взглянул на меня, спросил:
— В очередь?
— Нет, — сказал я. — Не в очередь. В мотокружок. Как инструктор назначаю тебя старостой. Хочу тобой покомандовать. Не возражаешь? Так вот, напиши объявление, заведи тетрадь… и приступим.
Николай поднялся с травы, сунул учебник под мышку.
— Пошли, — сказал он.
— Куда?
— Объявление писать.
Мы зашагали по узкой тропинке к дому. Николай шел впереди. Он был в плавках. Плечи широкие, тонкая талия, а вот ноги немного кривые.
— Скотина ты, — сказал Николай.
— Думали, что зажимаю? Кулак?
— Думали.
— Совести, мол, нет у него, индивидуалиста?
— И так думали.
— Правильно думали, — сказал я.
— Это как понимать? Самокритика?
— Понимай как хочешь…
Мы подошли к дому. Еще издали, сквозь кусты, я увидел, что на мотоцикле кто-то сидит. Сидит и крутит рукоятки. Это была Рысь.
— Не заводится? — спросил я.
Рысь спрыгнули с седла и, растопырив пальцы, стала смотреть на свои руки.
— Пачкается, — сказали она. — Не стыдно, на таком грязном ездить?
— Не беда, — сказал я.
— Его нужно в речке вымыть.
— Тряпок нет… Дефицит.
— Я принесу! — Рысь крутнулась на месте и убежала в дом.
Бутафоров поглядел ей вслед и сказал:
— Сейчас теткино платье притащит… Ишь, приспичило!
— Не собирается в Ригу?
— Это сам спроси… Сначала пусть за восьмой сдаст.
— Туговато?
— Динке-то? — удивился Николай. — Я ее ни разу за книжкой не видел, а погляди в дневник: одни пятерки.
— А что с матерью у нее? — спросил я. — Тоже в войну?
Рысь иногда об отце говорила, а о матери — никогда.
— У нее не было матери… То есть была, но сразу, как она родилась, умерла. Бывает так.
Верно, бывает… Бывает, человек жизнь проживет и горя не знает. А бывает — родиться не успеет, а уж беда тут как тут. Несправедлива судьба к Рыси. И мать отняла и отца. Наградила взамен подлой теткой.
Рысь и вправду притащила какое-то драное платье. Бросила его на седло, обошла мотоцикл вокруг и сказала:
— Ну чего стоишь? Подтащи к воде.
— Я пойду, — сказал Николай, — объявление составлять… Ты мне дай адресок Швейка. Вот тебе карандаш — пиши. — И сунул мне учебник.
Я написал. Пусть чиркнет Мишке. Обрадуется парень.
Мотоцикл можно было и на руках докатить до воды, но я завел и, круто развернувшись перед домом, съехал вниз. Я бы с удовольствием проехал и по воде, но колеса засосало в мокрый песок, и мотор заглох. Я выключил зажигание и слез с седла. Рысь стояла рядом и смотрела на меня. Восторг и зависть были в ее глазах. Наверное, я казался девчонке героем, как Чапай. Она дотронулась до переключателя скоростей и сказала:
— Без этой штуки можно ездить?
— Нельзя.
— А без этой? — прикоснулась она к ручке газа.
— Тоже нельзя.
— Без гудка можно, — сказала Рысь. — И без фары… Днем.
— Без сигнала можно, — согласился я. — Хочешь, научу водить?
Рысь бросила на песок тряпку и схватила меня за руку:
— Правда?!
— Вот сдам физику…
— Сдашь, — сказала Рысь. — Физика — ерунда. Поедем сейчас?
— На грязном?
Она схватила платье, разодрала его на две части. Один кусок бросила мне, другой помочила в воде.
— Когда сяду за руль, — поучала она, выжимая тряпку, — ты, пожалуйста, не кричи. Я знаю, ты человек неуравновешенный. Тебя в детстве часто бомбили. Мне, конечно, наплевать на твои крики, но лучше не надо… Это мне на нервы действует.
— Глушитель протрешь, — сказал я. — Помой лучше колесо.
Но Рысь сама знала, что нужно мыть, а что не нужно.
— Кто моет колеса? — возразила она. — Одни дураки. Колеса мгновенно испачкаются. Вот у самолета не испачкаются, потому что самолет…
— Летает, — подсказал я.
— Я летала на самолете… — похвасталась она. — Два раза.
— Ну и как?
— Со мной рядом женщина сидела, ее укачало.
Рысь перебралась на мою сторону. Я не мыл мотоцикл. Стоял в холодной воде и держал его за руль, чтобы не опрокинулся. Девчонка мокрой тряпкой смывала пыль с глушителя, крыльев, но до колес не дотронулась. Она была в коротком ситцевом сарафане и босиком. Рысь спешила, тряпка так и летала в ее проворных руках. Вот она в последний раз выжала ветошь и поднялась. Наши глаза встретились.
— Я тебя недавно видела, — сказала она. — Ты промчался мимо и даже… — она тряхнула головой, и
