шумное дыхание Кузьмы долетало до притаившегося Гардана.
Вдруг раздался сипловатый, напряженный голос Кузьмы:
– Где ты, басурман поганый? Подай только голос, и я тебя прикончу. – И за этим последовал забористый мат сквозь стиснутые зубы.
Наступила недолгая тишина. Потом снова раздалось:
– Молчишь, трусливая крыса! Ничего, я тебя и так достану!
Гардан затаился, не зная, что предпринять. Он ничего не видел, только в стене слегка выделялось более светлое пятно маленького оконца. Оно находилось недалеко от норы, но давало такой слабый свет, что рассчитывать на него не приходилось.
В тишине опять послышались осторожные шаги. Кузьма пробирался к стойлам коней, а они находились в каких-то двух шагах от стены, к которой прижался Гардан. Он боялся, что грабли, вилы, лопаты вдруг загремят от его неожиданного и непроизвольного движения и выдадут его местонахождение.
Вдруг в тишине послышались характерные удары кресала. Посыпались искры. Кузьма высекал огонь, пытаясь осветить конюшню. Гардан тут же понял, что ждать больше никак нельзя. И условия для него сложились самые выгодные – он уже видел врага и мог подобраться к нему ближе. За звуками кресала тот не так уж внимательно всматривался и вслушивался в посторонние звуки.
Сделав осторожный шаг, за ним другой, Гардан приостановился, наблюдая, как Кузя всего-то в трех шагах от него раздувает трут. Еще один небольшой шаг, и рука с кинжалом поднялась для удара. И когда Кузя готов был двинуться к фонарю на стене, Гардан бросил тело вперед и нанес удар кинжалом в спину врага. От неожиданности и силы удара, а уж Гардан постарался вложить в него все, что только мог, Кузя повалился на пол со сдавленным возгласом не то удивления, не то боли. Гардан свалился на него, только и думая о том, как бы не выронить кинжал. И пока Кузьма пытался подняться, изрыгая хриплые звуки, Гардан еще дважды с силой ударил того кинжалом. Но он чувствовал, что полушубок, в который тот был одет, сильно ослаблял удары. Так оно и оказалось. Кузя поднялся и с ревом взмахнул рукой с ножом. Но Гардан уже откатился в сторону и сам беспорядочно махал кинжалом.
Матерясь, Кузьма шарил руками в темноте. Он потерял трут, и тот затух, затоптанный в свалке. А Кузя хрипел из темноты:
– Ах ты, паскуда татарская! Вздумал ножом играть! Погоди, я все одно доберусь до тебя!
Он был совсем рядом с Гарданом, и тот тихо отполз к стене. Рука уткнулась в бревна и нащупала выроненный костыль. Пальцы судорожно вцепились в него. И тут Гардан осознал, что кинжал выпал и потерялся. Его бросило в холодный пот. А Кузьма приближался осторожными шагами. Отчаяние придало сил Гардану. Взмахнув костылем, он со всех сил ударил по ногам близкого уже Кузьмы. Тот был не в валенках, а в сапогах, и удар оказался чувствительным. Он взвыл и рухнул на пол. А Гардан с остервенением стал наносить обломком костыля удары по лежащему человеку. Не все они достигали цели, но на время вывели того из боевого состояния. Надолго ли?
Уверенности в этом у Гардана не было, и он отполз к стене. Там он нащупал какую-то длинную палку, перебирая пальцами вниз, определил, что это вилы, и взял их в руки. Теперь его положение оказалось намного лучше.
Кузьма тихо постанывал, но по этим звукам Гардан понял, что тот уже на ногах и не собирается отказываться от своего замысла. Уж слишком далеко он зашел. Кузьма неразборчиво бормотал что-то, да Гардан и не вслушивался в слова. Ему важно было знать, где враг, на каком расстоянии.
Это он определил довольно точно. Кузьма шарил рукой в двух шагах от него, а может, и ближе. Весь мокрый от усилий, боли в ноге и волнения, Гардан нацелил вилы на уровень головы. Он решил, что пробить полушубок Кузи будет не так уж легко, а потом может оказаться, что ослабевший Гардан и вил лишится. Он не знал, как сильно ранен Кузьма и долго ли тот будет истекать кровью.
Чуточку обождав, уточняя направление удара, Гардан с силой ткнул в вилы на слух, по шуму. Он попал, но куда – не знал. Вскрик, стон и шум падающего тела показал, что удар получился. Кузьма лежал на полу, и по его стону можно было понять, что ранен тот основательно.
На дворе залаял Рябчик, он просунул голову в щель двери и, втягивая воздух носом, осматривал поле сражения. Холодный воздух освежал разгоряченное лицо Гардана, который с упорством обреченного шарил вилами по полу. Наконец он нашел тело Кузи, но ударить еще раз не успел. Со двора донесся недовольный и грозный окрик Спиридона и работника, карела Армаса. Гардан обернулся.
Желтый круг света пометался по подворью и проник в конюшню. Рябчик смело ринулся вглубь. На пороге стояли темные тени и шарили фонарным светом вокруг. Вошедшие увидели Гардана с вилами, Кузьму на полу, который силился что-то сказать, но никак не мог. Спиридон спросил:
– Чего это вы тут? Никак до смертоубийства у вас дошло? Сказывай!
– Да вот, значит, – начал Гардан, – Кузька хотел меня прирезать, да не получилось. Я его раньше учуял.
– Господи, да что с ним? Армаска, погляди.
Лошади беспокойно стучали копытами, похрапывали, а Рябчик времени не терял. Пес торопливо слизывал кровь с сена и соломы. При свете фонаря обнаружилось, что два железных штыря вил пропороли щеку и ухо, а один сломал зубы и прошел внутрь. Видимо, во рту была сильная боль, рана не давала говорить, кровь стекала по бороде и тут же сгущалась на холоде. Рябчик поскуливал и торопливо перебирал лапами, норовясь подобраться поближе.
– Хозяин, плох Кузя, – сказал Армас, обследовав Кузьму. – Кровь ушла, жить не будет.
– Разбуди остальных, Армаска. Пусть помогут. – И Спиридон спросил Гардана:
– С чего тут у вас драка-то началась, Гарданка? Сказывай!
– Это пусть хозяин Сафрон Никанорыч тебе скажет. А я устал, и нога изболелась. Присяду. Прости, хозяин.
– Ишь как запел, ирод басурманский! Православного сгубил, говорить не хочет! Погоди ужо ты у меня! В железах посидишь, на дыбе повисишь, так все выложишь! – Он замолчал, утерся рукой и запахнул тулуп. Присел рядом с Кузьмой, поправив фонарь. Тот лежал и кряхтел, держась руками за лицо. Сквозь пальцы пробивалась темная кровь. Спиридон расстегнул на нем полушубок, кое-как развернул его и со страхом в голосе забормотал:
– Господи помилуй! Кровищи-то сколько! Видать, не одна рана. Ну-ка, голубчик, давай повернем тебя. Точно. В спине еще аж целых три, но не так уж и глубоких. Однако крови ты много потерял, парень. – Он замолчал, почмокал сокрушенно губами.
Гардан молча лежал, прислушиваясь к боли в ноге и шаря рукой в поисках кинжала. Наткнулся на нож Кузьмы. Тихонько спрятал его, а потом передумал и положил на солому.
Конюшня наполнилась шумом. Пришли Сафрон, Пахом, тетка Пелагея, с ними прибежал заспанный Петька.
Все растерянно оглядывали поле битвы.
– Гарданка! Ты живой? – голос Петьки был взволнован до предела и до Гардана долетал, как во сне. Но было приятно, что хоть одна добрая душа беспокоится о нем. А Петька присел к нему и стал рассматривать, выискивая раны. Гардан сказал тихо, с усилием ворочая языком:
– Якши, Петька. Ничего. Нога вот успокоится, и все будет хорошо.
– Ты не ранен?
– Нет, Петька. Аллах не допустил такой несправедливости.
Началось дознание. Кузьму умыли, пытались расспрашивать, но тот сказать уже ничего не мог, слабел с каждой минутой.
– Тятя, я ж говорил тебе, а ты все отмахивался, – канючил Петька, стараясь привлечь внимание к себе.
– Погодь, Петька, – сказал Гардан. – Погляди, что-то он бросил у ворот, может, там самое важное будет.
– Тятя, тут мешок какой-то, – сказал Петька, с трудом таща тяжелый груз.
– Поглядим, – молвил степенно Сафрон. Он проворно развязал мешок и вывалил его содержимое на пол. Среди разного рода вещей оказался и заветный ларец Сафрона, который тут же вытаращил глаза от изумления:
– Как это он оказался в мешке? Чудно! А вот в тряпице и узорочье, – ты, Петька, упоминал о нем. Вот
