Я вспомнил Москву трехлетней давности. Тогда я был с другой стороны: в толпе, а не во дворце. Три года! Мы даже не отметили это событие.
Тогда армия перешла на нашу сторону. Марк рассказывал мне, как этого добился Эммануил. У меня нет его силы. Если сейчас они переагитируют хотя бы несколько частей — может быть очень хреново.
— Брат Анджело! Ведите ваших людей в Сикстинскую капеллу. Пусть будет месса и причастие. Потом встаньте на выходах из ватиканских дворцов. Вы должны продержаться.
Тут же после их ухода я позвонил министру полиции.
— У вас на вооружении есть хлорацетофенон?
— Да. Вы считаете?..
— Я приказываю.
Это была любимая «черемуха» Марка. Я решил не выпендриваться и довериться опыту друга.
Большая часть ватиканских дворцов представляет собой лабиринт зданий, соединенных друг с другом, так что из дворца Сикста Пятого можно пройти в Сикстинскую капеллу, ни разу не выходя на улицу.
У подножия фрески Страшного Суда стоял брат Анджело и еще двое священников из «Детей Господа» и раздавали причастие. Над ними, почти под потолком, был написан Христос с лицом Аполлона и телом Геракла, решительным жестом мощной длани посылающий грешников в ад, властно-презрительным выражением лица очень напоминающий Эммануила. За Христом, в смиренной позе, в которой подходят к причастию, приютилась богоматерь. Так что непонятно, он ее защищает или она сама его боится. И уж никому не придет в голову просить милости у такой мадонны. Вокруг Иисуса — апостолы и мученики с орудиями казни, от коих погибли, смотрят на него с опаской и надеждой, словно ни содранная кожа апостола Варфоломея, ни колесо Екатерины, ни стрелы другого Варфоломея не являются для Христа достаточным аргументом для оправдания.
Еще ниже: ангелы, трубящие в трубы, и лодка Харона с осужденными душами, плывущими в ад. И наконец: «Дети Господа». У подножия ада.
Я оценил длину очереди к причастию: не густо. Благословил уходящих, откровенно подражая Эммануилу
— Держите меня в курсе.
Вскоре зал опустел. Со мной остались только телохранители — пять человек. Это просто смешно, если толпа прорвется.
Позвонил министру полиции.
— Как у вас дела?
— Готовим операцию.
— Когда?
— Понимаете, это не совсем штатная ситуация.
— Понимаю. Когда?
— Ну, через час…
— Вы что, с ума сошли?
— Это не так просто…
— Пришлите хотя бы несколько машин. Мне надо защитить входы.
Не успел я отключиться, как телефон снова зазвонил. Марта.
— У северного входа прорывается толпа.
— Держитесь. Сейчас будет полиция.
До северного входа довольно далеко, через несколько галерей и залов.
Телефон зазвонил вновь.
— У Бронзового портала драка. Мы сражаемся.
Это брат Анджело. Изображает рыцаря. Неужели ангел смерти станет моим спасителем? Я позвонил министру.
— Выслали машины?
— Уже на месте. Не могут прорваться через толпу.
— Что значит «не могут»? Они что, безоружны?
— Но… Вы что, предлагаете стрелять в толпу?
— Я не предлагаю — я приказываю. Если у вас нет газа — стреляйте!
— Газ будет. Подождите.
— Я не могу ждать. Пусть прорываются. Как — меня не волнует!
Все монархии, которые были свергнуты, пали из-за нерешительности монархов, обленившихся и разнеженных за годы правления. Я — простой человек и за три года с Эммануилом облениться не успел, да и не было возможности. Так что извините.
Революция в чумном городе смерти подобна! Хаос сейчас хуже любой власти. В этом я был солидарен с Эммануилом — не зря же я ему служил. Были, были точки соприкосновения! И последний свой приказ я бы отдал, даже если бы Эммануила надо мной не было.
Раздался звонок. Марта. Глухой, спотыкающийся голос.
— Они прорвались.
Грохот. Тишина.
— Отступайте к Новому крылу! — гаркнул я, но, по-моему, меня никто не услышал.
Отключился, попробовал перезвонить — глухо. Обернулся к одному из телохранителей, Паоло, кажется.
— Идите в Новое крыло и доложите обстановку. Постарайтесь не пустить их дальше Апостолической библиотеки.
— Сеньор Болотов, здесь есть подземный ход к железнодорожному вокзалу. Вас выведут.
— К черту! Я здесь не затем, чтобы спасать свою жизнь, когда страна погружается в хаос. Делайте, что вам приказано!
— Слушаюсь!
Я увидел преданный блеск в его глазах. Никогда не считал себя харизматическим лидером (куда мне до Эммануила!) — а вот на тебе!
Сказать, что мне была безразлична собственная жизнь, было бы чудовищным лицемерием. В любом случае я предпочел бы смерть менее брутальную, чем под ногами толпы. «Если кто-то спросит, боюсь ли я смерти, я отвечу — конечно, боюсь» [148]. Но я вошел в азарт. Тот благотворный азарт, что всегда меня спасал и позволял выходить живым из таких ситуаций, что я сам себе удивлялся.
Раздался далекий грохот. По-моему, сломали дверь. Потом звонок.
— Новое крыло сдано! — задыхающийся голос Паоло. — Они в Апостолической библиотеке.
Шум приближался. Снова звонок. На этот раз Анджело.
— Оборона прорвана. Бронзовый портал пал.
Шум сменился ударами в дверь — ту, что направо от
