– Конечно, ведь на нем держится служба безопасности «НовиРуса».
– Уж его-то я прикончу. Он убил Тимофеева и Пашу.
– Только Ожогин никогда здесь не был. А вот ты, Бобби, бывал и не говоришь почему. Надолго ли приехал?
– Не знаю. Мы отдыхаем, ночуем под открытым небом – куда спешить?
Казалось, не спешил один Хоффман. Он сидел на крыле автомобиля, ковыряя в зубах рыбьей костью. И был похож на человека, у которого море терпения.
– Спасибо за кофе, – поблагодарил Аркадий и пошел с пристани прочь.
– Отец мой был здесь, – сказал Яков.
– Да что вы? – Аркадий остановился.
Яков пошарил в кармане рубашки и закурил экономно не выброшенный окурок. Он говорил не останавливаясь, словно только что вспомнил подробности.
– Чернобыль был портовым городом, еврейским центром. Украина была независимой, когда Россией овладели красные. И что же сделали? Украинцы посадили чернобыльских евреев в лодки, остальных побросали в воду, а затем утопили и постреляли из пулеметов всех, кто пытался доплыть до берега.
– Я же говорил тебе – не жди сочувствия от Якова, – сказал Хоффман Аркадию.
Как только Аркадий подъехал к улице над рекой, он позвонил Виктору, и тот признался, что прошлой ночью упустил Антона Ободовского возле казино.
– Сперва купи за сто долларов клубную карточку, только потом разрешат войти. И ее действительно всучили русскому. Антон играет всю ночь, а я торчу зря возле казино. Он что-то задумал. И мне жаль Галину.
– Какую Галину?
– Гигиениста. Ту, что похожа на «Мисс Вселенная», помнишь? Кажется, она милая девочка. Хотя, может быть, и слишком приземленная.
– Как у Антона с зубами? – спросил Аркадий.
– Вроде все хорошо.
– Куда ты теперь?
– Обратно в кафе – на случай, если Антон вернется. Здесь дождливо. Знаешь, что европейцы делают в дождь? Сидят весь день над чашечкой кофе. Очень изысканно.
– Ты говоришь так, словно проводишь чудный отпуск. Отправляйся в туристическое агентство, которое рядом с кабинетом стоматолога, и посмотри, не купил ли Антон куда-нибудь тур. Да, мы уже проверили, чем занимались Иванов с Тимофеевым во время аварии в Чернобыле, но я хочу, чтобы ты еще раз проверил.
– Да ничем. Два этих чудака проводили в Москве исследования.
– Какие, для кого?
– Дела давно минувших дней.
– Я буду признателен, если ты все-таки узнаешь это. – Сквозь деревья Аркадий видел на пристани Хоффмана и Якова. Яков задумчиво уставился на воду, а Хоффман говорил по мобильнику. – Ты все-все сообщаешь Бобби?
– Позвонила Люба. Я обрисовал ей положение дел, а она сказала, что главное – то, что Бобби мне платит, – чуть помолчав, произнес Виктор.
– Ты сообщаешь ему все?
– Почти. Но то же самое – и тебе, причем не беру с тебя ни копейки.
– Бобби использует меня как гончую. Он намерен сидеть и ждать, пока я кого-нибудь не вспугну.
– Делаешь работу, а он платит наличными? По-моему, это называется капитализмом.
– И еще одно – Ванко восхищен тем, как Алекс Герасимов зарабатывает деньги в свободное от Чернобыля время, выполняя обязанности переводчика в какой-то московской гостинице. Ничего постыдного в этом нет. Но Алекс почему-то говорит, что занят только научной работой, за которую платят мало или вообще ничего. Маленькая ложь, но это уже не мое дело.
– Именно так я и думал.
Аркадий поймал в ладонь каплю дождя.
– Начни обзванивать московские гостиницы, которые обслуживают западных бизнесменов – «Аэростар», «Кемпински», «Мариотт», – и проработай все. Это будет дорого. Звони из своей гостиницы за счет Бобби.
– Звучит волшебно.
Еще до начала дождя Аркадий поехал в «черную» деревню, где нашли труп Тимофеева. Он побывал там до этого раз двадцать и каждый раз пытался представить, как это русский миллионер мог оказаться у ворот кладбища в зоне. Аркадий также пробовал представить, как труп Тимофеева обнаружили милиционер Катамай и местный самосел. Как бы описал все это сборщик утиля, которого вытащили потом мертвым из охлаждающего пруда? Теперь нет всех троих – Тимофеев умер, Гулак погиб, а Катамай исчез. Весело, ничего не скажешь. Погода была такой же, что и в последний день жизни Тимофеева, – брызги дождевых капель со зловеще мрачного неба и приближающиеся раскаты грома.
Аркадий спрыгнул с мотоцикла на майдане, где Ева Казка устроила свою передвижную клинику. В некотором смысле в зоне было два кладбища. Первое – это сама деревня с заколоченными окнами и провалившимися крышами. Другое – настоящее кладбище с простыми крестами из металлических трубок, выкрашенных в белый или синий цвет, одни с табличками, другие с фотографиями в овальной рамке, третьи с яркими букетиками пластиковых цветов. «Оставьте себе Вечный огонь, принесите мне пластиковые цветы», – подумал Аркадий.
Из-за угла кладбища неожиданно появилась Мария Панасенко. Аркадий удивился, потому что гравер у входа на кладбище сказал ему, что в этом месте слишком высокая радиация и посещения ограничены одним разом в год. На Марии был большой платок на случай дождя и та же одежда, в которой она угощала его самогоном два дня назад. Мария держала короткую косу, а через плечо у нее висел мешок с куманикой и сорняками, который она наотрез отказалась отдать пожелавшему помочь Аркадию. Руки старушки были маленькими и жесткими, а голубые глаза ярко блестели.
– Наши соседи. – Мария обвела взглядом кладбище. – Уверена, что и они сделали бы для нас то же самое.
– Ухожено, – сказал Аркадий и подумал: «Удобная приемная Небес».
Мария улыбнулась, показав стальные коронки:
– Мы с Романом всегда боялись, что для нас не найдется хорошего места на кладбище. Теперь можно выбрать.
– Понятно. – Снова стальная улыбка.
Мария подняла голову.
– Грустно все-таки. Деревня умирает, и это похоже на конец книги. Вот так-то, и говорить тут нечего. Мы с Романом, может быть, последняя страница.
– Вам не так уж и много лет.
– Зажилась я на свете, однако спасибо.
– Я все хотел узнать, что здесь за милиция.
– Да мы их мало видим.
– А самоселов?
– Ни одного.
– На кладбище, случайно, нет могил Ободовских?
Мария покачала головой и сказала, что знает все семьи из окрестных деревень. Никаких Ободовских. Она бросила взгляд на мешок:
– Простите, мне надо отнести зелень, пока не засохла. А вы должны зайти к нам и пропустить стаканчик.
– Нет-нет, спасибо. – Аркадия бросило в жар от одной лишь мысли о самогоне.
– Уверены?
