— Что это ты его допоздна держишь? Упрямится, что ли?
— А тут у нас любопытные подробности, — весело отозвался капитан. — Вот поинтересуйся! — Он пододвинул лейтенанту бумаги, подписанные Вовкой. — Племянничек того самого шумного Киржа, который повсюду на нас критику наводит.
Лейтенант прочитал и удивился:
— Твой дядя к тебе плохо относится?
Пристают все время с одним и тем же глупым вопросом! Вовка не стал отвечать.
— Вот вырастишь такого племянника, а он же тебя при случае и закопает! — Лейтенант покрутил головой. — Все же я не верю насчет Киржа. Малец его оговаривает.
Вовка оговаривает дядю! Только этого не хватало!
— А допрос вообще не имеет силы. — Лейтенант пожал плечами. — Малолетних полагается допрашивать в присутствии родителей или же хоть учительницы… А так получается грубое нарушение законности…
Капитан похлопал ладонью по столу:
— Это же у нас не допрос — дружеское собеседование. Записали кое-что по взаимному согласию — для памяти. — Он задумчиво посмотрел на Вовку. — И все же мы теперь товарища Киржа возьмем за бока!
Написал несколько строк на бумажке.
— Вот, Владимир Агапитов, передай своему дяде. Пусть завтра с утра в обязательном порядке явится ко мне на беседу.
Он подтолкнул Вовку к выходу.
Дверь открылась. Вовка прошел коридор и шагнул в темноту.
Это только сначала ему показалось, будто на улице невыносимо темно. Несколько далеких мерцающих звездочек вырвались из плена надвинувшейся на поселок ночной тучи — и дорога, заборы, деревья стали различимы.
Всего было много в поселке — деревьев, воды, земли, — а неба мало, потому что огромные куски от него справа и слева отгрызали горные цепи. Над поселком всегда, словно крыша — то очень далекая, то совсем близкая, — висела узкая и длинная полоска неба. В эту ночь крыша спустилась особенно низко, от нее на землю веяло прохладой и влагой.
Вовка пробирался в темноте почти ощупью. Нечего было и думать о том, чтобы поискать на дороге сверток с деньгами.
Так вот, значит, что он сделал! Оклеветал дядю Сашу! Подписал против него бумагу. И родственники влезут в долги, чтобы выплатить потерянные деньги. Как теперь смотреть людям в глаза?
А дядя Саша только с виду суровый, а вообще он добрый. Он жалел Вовку. Один раз ночью — Вовка это своими ушами слышал — он сказал тете Варе: «Надо парню приличное пальто купить». В другой раз: «Выдавай ему каждый месяц немного денег, мальчик уже повзрослел».
А если он иной раз говорил «нельзя», то это всегда был справедливый отказ.
Раньше Вовка мечтал: вырасту большой, они уже будут старенькие, подарю тете Варе стиральную машину, дяде Саше — автомобиль «Запорожец». Ничего ему не было для них жалко!
И вот он теперь отплатил дяде Саше и тете Варе. За все расплатился.
Вовка лежал в канаве и плакал.
Мелкий дождичек чуть слышно шевелил листья на дереве.
Домой идти нельзя. Это ясно.
Он вор — украл чужие деньги. Он лгун — потому что никто не поверит, будто деньги действительно потеряны. Он предатель, подлец и трус — оклеветал самого хорошего и справедливого человека, какого знал в своей жизни.
Разве после всего этого можно ему здесь оставаться?
Он уедет и никогда больше в поселок не вернется. Начнет новую жизнь. Будет работать. Пришлет дяде Саше потерянные деньги.
Но как уехать? Куда? У него ведь нет ни копейки, билет нельзя купить.
Где же все-таки он потерял деньги? Если обронил на дороге, когда его под конвоем вели в милицию, то их давно уж кто-нибудь подобрал.
А может, у себя во дворе — в ту минуту, когда разглядел у калитки усатого милиционера?
Вовка стоял тогда на крыше курятника. Он засовывал сверток в карман, поднял голову и увидел усатого. И в это время как будто что-то упало, что-то свалилось в курятник. Он помнит твердо: раздался шум, словно кирпич шлепнулся на землю. Так это же, конечно, сверток с деньгами проскочил мимо кармана!
Репродуктор на столбе у турбазы передал последнюю за сутки проверку времени. Двенадцать раз в Москве пробили часы. Поселок спал. Вовка вылез из канавы и отряхнулся. Надо идти домой, поискать деньги в курятнике.
Он так устал, так истомился, что вдруг почувствовал — ему все равно, найдутся деньги или нет. Будь что будет.
Возле автобазы стояла машина. Фары пробивали тьму, расплываясь по беленой стене склада. Рабочие грузили в кузов мешки.
— Дядя, куда пойдет машина?
— Далеко, милок. В Армавир.
— Меня не возьмете?
— А зачем тебе понадобилось среди ночи?
В самом деле, что ответить? Зачем ему ночью уезжать в далекий город?
— У меня там сестра заболела…
— В таком случае, малец, безусловно войдем в твое положение.
— Я сейчас!
Теперь он забежит домой. Если деньги найдутся, то он еще подумает, ехать или не ехать. Может быть, он отдаст сверток в милицию, и все уладится. Но если денег в курятнике нет, то надо уезжать.
Вовка тихонько отворил калитку. Окна в доме были темные.
Тетя Варя, как всегда, легла спать рано. Она привыкла, что Вовка, если уж загуляется вечером, то старается никого не побеспокоить — раздевается и ложится на свой диванчик так, что его и не услышишь.
Теперь она всполошится только утром, когда поймет, что племянник не ночевал дома…
Знакомой, тысячу раз хоженной дорожкой он пробрался к курятнику. На двери висела задвижка, проткнутая прутиком. Долой прутик, в сторону задвижку! Понесло тяжелым, едким духом курятника. Сонные птицы зашевелились.
Рукой Вовка нащупал на стене гвоздь и снял с него электрический фонарь. Вот — нажата кнопка. Снопик слабого света скользнул по усеянной белыми точками земле. И первое, что Вовка увидел, был приткнувшийся в углу знакомый сверток.
Ну, вот они, деньги. Теперь что с ними делать?
Вовка явственно услышал торжествующий голос капитана: «Мы крепенько прижали молодого жулика — и утерянные денежки быстро обнаружились!»
В протоколе записано: «Я украл…»
Тяжелый взгляд дяди Саши…
Вздохи и попреки тети Вари…
А в школе — презрительные гримасы девочек. И при случае каждый бросит в лицо: «Вор!»
Он медленно закрыл дверцу курятника и вставил на место прутик.
Машина, наверно, уже уехала в Армавир. Не станут же его ждать.
Он устало брел в темноте. Ну, нет машины, тем и лучше. Ничего не нужно решать, ничего не нужно предпринимать. Наступит утро. Взрослые возьмут его судьбу в свои жесткие руки. И пусть. Он ко всему готов.
Машина стояла на том же месте…
