— Мы все тут собрались на несколько дней. — Майкл выжидающе взглянул на нее. — Ты, должно быть, переживаешь, что опять породила подозрения и вражду Коулбруков.
— К этому всегда имелись предпосылки.
Сунув руку в карман, он вытащил лоснящийся кожаный бумажник, а оттуда — ее визитную карточку: на бледно-голубом фоне выгравирована ива, рядом надпись: «„Голубая Ива“. Оранжерея и питомник». Ниже стояло: «Лили Маккензи-Портер — специалист по декоративному садоводству».
— Я встретил одного болтливого старикашку, который пригвоздил карточку к доске объявлений.
— Это мистер Эстес. — Она чуть улыбнулась. — Он ответственный за рекламу.
— Уверен, знай твой хозяин, что я один из ненавистных ему Коулбруков, он попытался бы пригвоздить визитку к моему лбу.
— Не исключено.
— Правда, он сказал, что оранжерея пока еще закрыта.
— Да, пока еще так. — Она поколебалась. — Мы впервые публично использовали название «Голубая Ива». Если ты хочешь спросить меня об этом…
— Нет.
Он, нахмурившись, вертел в руках свой бумажник. Оттуда вдруг выпала ламинированная фотография. Люпа тут же лизнула ее. Не успел Майкл нагнуться, как Лили подняла фотографию и вздрогнула: на нее как живая смотрела приятная девушка в очках. Его жена? Тамберлайн упоминал однажды о постигшем Майкла горе.
Лили быстро поднялась.
— Прости. — Она протянула ему фотографию.
— Ничего.
Он вытер карточку о свою футболку и низко опустил голову; Лили с жалостью наблюдала.
— Сочувствую, — добавила она. — Я понимаю.
Он убрал фотографию в бумажник и печально посмотрел на нее.
— Да, ты понимаешь. Ты прошла через ад за прошедшие полтора года. Мы все знаем.
— Но все вы были бы счастливы, если бы я переехала в Тимбукту или в какое-нибудь другое место, в равной степени удаленное от общественной жизни Коулбруков.
— Может быть. Но ведь ты не собираешься уезжать отсюда?
— Нет.
— Лично я не считаю тебя врагом и желаю, чтобы вы с моим братом ладили. — Похоже, он и не собирался ее обвинять. — Лили, не воспринимай любовь к сестре как личное оскорбление.
— Ты обсуждал это с Джеймсом и Кассандрой?
Похоже, ему расхотелось говорить. Лили колебалась: сердечность и уважение с его стороны значили для нее гораздо больше, чем она хотела. Ее сжигало изнутри, она мягко продолжила:
— Я хочу вашей дружбы! Не хочу, чтобы Артемас оставался на перепутье.
Он почтительно склонил голову.
— Ваша дружба с братом… — осторожно начал он.
— Да, знаю, я сожалею, — закончила она.
— Не сомневаюсь, Артемас хочет тебе помочь. Я полностью поддерживаю его. Наша семья наверняка переживет любую сплетню, которую могла бы вызвать дружба с тобой. — Он изогнул бровь. — Поверь, репутация Коулбруков восстанавливалась в гораздо худших обстоятельствах.
— Романтик, — вполголоса прошептала она.
— Да, романтик. Я потерял ту, которую любил, ту, без которой почти не живу, и думаю, что брат потерял…
— Не продолжай! Ни к чему позволять своему воображению заводить себя слишком далеко.
У Лили перехватило дыхание. Она боялась сказать лишнее слово.
— Извини, меня ждет покупатель.
Приятный молодой человек с круглым лицом давно уже беспокойно переминался с ноги на ногу и теперь, по-видимому, пытался спрятаться за макраме у соседа Лили.
— Как дела, мистер Кантон? Я обещала оставить для вас огурцы.
— Я, я, о, мне… — выдавил мистер Кантон, почему-то красный как рак.
Майкл поднял голову и пристально посмотрел на мистера Кантона. Тот таинственно замахал руками и скрылся в толпе. Лили раскрыла рот от удивления и почувствовала на себе взгляд Майкла.
— Он приходит сюда каждую неделю?
— Видимо, он снабжает какой-то ресторан в Виктории. Он покупает по меньшей мере половину всех моих овощей. — Изумленная странным поведением мистера Кантона, она добавила: — Либо у него приступ застенчивости, либо у него темное прошлое, вроде контрабандиста по продаже оружия, и он посчитал тебя агентом ФБР.
Майкл все еще внимательно заглядывал ей в глаза. Убедившись, что она искренна, он выпалил:
— Он не снабжает никакой ресторан, он снабжает кухню в поместье.
Лили стояла белая как мел, безмолвно и взволнованно. Она была обескуражена услышанным, и только одна мысль вертелась у нее в голове. Ее выставили напоказ! Она оцепенело покачала головой:
— Ты ошибся. Он сказал мне…
— Я понял, что ты была в неведении.
Глубокомысленно нахмурившись, Майкл взял ведерко помидоров.
— Я скажу шеф-повару, — он бесстрастно посмотрел на девушку, — что он не зря гордится своим титулом. У меня нет претензий к выбору продуктов. Он всегда покупает самое свежее.
Лили безвольно опустилась на стул. Майкл улыбнулся и тотчас поспешил прочь.
Артемас, опершись одной рукой на разорванное виниловое сиденье машины с откидным верхом, другой управлял этой развалюхой. Почему он купил этот «шевроле» пятьдесят седьмого года с ржавыми задними крыльями и без глушителя? Да просто увидел его во дворе автосервиса с надписью «Продается» и подумал, что авто почти такое же старое, как и он сам, и, кроме того, выглядело таким же побитым.
Свернув к воротам поместья, он неожиданно увидел впереди на тропинке Лили.
Она напоминала рыжеголовое пугало с конским хвостом на голове и в длинных, мешковатых шортах из грубой ткани, а также в полощущейся на ветру тенниске.
Лили вела огромную свинью.
Он переключил передачу и на самой малой скорости потихоньку приближался к ней. Лили, услышав сзади урчание мотора, обернулась и остановилась. Свинья в упряжи из черной кожи с клеймами на боку последовала ее примеру.
Впрочем, стоило только Артемасу заглушить двигатель, как животное, игнорируя команду хозяйки, принялось настойчиво тыкать рылом в дверь, нюхая и хрюкая.
Артемас переставил бумажную сумку с яблочными пирогами. Пожалуй, весьма подходящий случай для решительного разговора с Лили.
— Славный поросеночек.
За стеклами солнцезащитных очков глаза Лили оставались непроницаемыми. Наконец она сказала:
— Это свинья. Поросята значительно меньше.
Слава Богу, теперь они научились притворяться, что они могут просто болтать друг с другом ни о чем.
— Она твоя? — спросил он.
Она вздохнула, словно решив поддержать непринужденную беседу.
— Как раз с сегодняшнего дня. Хозяин Гарлетт вынужден переезжать в Мичиган, чтобы вместе с кузеном основать там цветочный магазин. Я — единственный человек, который пообещал не продавать и не есть ее, — обменяла Гарлетт за пару фунтов корней женьшеня.
— Женьшеня?! Видать, в лесу его целые заросли?
— Старожилы называют его человеческим корнем, — холодно пояснила она. — В магазинах экологически чистой пищи в Атланте фунт женьшеня стоит примерно сто долларов. И если ты знаешь места, то наверняка найдешь его здесь.
