влечение. Но разве это так уж дурно — испытывать естественную человеческую страсть? Дело же касается не первого встречного, а любимого ею человека. Того, кто был когда-то ее мужем.
— Ты уже позавтракал?
— Я перекусил немного, но чашечку кофе, пожалуй, выпил бы.
— Я принесу.
Когда Селма поставила перед ним кофе, Адам, внимательно посмотрев на нее, спросил:
— Как ты?
— Нормально. Ты давно встал?
— Примерно час назад.
Словно договорившись, они никак не касались прошедшей ночи. Будто ее и не было. Но она же была! И напряженное молчание лишь подчеркивало значимость свершившегося.
В последующие несколько дней они редко виделись, встречаясь только за обеденным столом. Раскаивались? Не хотели повторения? Не желали дать прошлому стать настоящим? Про себя Селма могла сказать, что все три вопроса ее беспокоили, оставаясь без ответов. Что тревожило его — откуда знать? Когда Адам бросал на нее взгляд, в глазах угадывался тлеющий огонь желания. Им было нелегко даже сидеть за одним столом. Какое-то слово, взгляд или жест вызывали в их телах ответную реакцию. В общем, ночь удовлетворенного желания не успокоила, скорее, наоборот, привнесла в их отношения некую дополнительную напряженность.
Машину отремонтировали, и она уже стояла у дома Тейлоров как новенькая.
— Завтра я уезжаю в город на один день, — объявил Адам за ужином. — У меня там важная встреча. Обязательно повидаюсь с твоим отцом и выясню, как обстоят дела.
— Я поеду с тобой!
Твердый отказ не заставил себя ждать:
— Нет! Это слишком рискованно. Откуда знать, что там происходит? Неизвестно, арестовала ли полиция тех уголовников, которые пытались похитить тебя. Может, они еще на свободе и до сих пор гоняются за тобой. Одним словом, ты никуда не поедешь отсюда.
Селма понимала, что он прав. Но зачем этот приказной тон, ущемляющий ее гордость, подчеркивающий ее бесправие, беспомощность? Только поэтому с языка сорвалась фраза, сказанная тоном капризного ребенка:
— Прекрати указывать, что мне делать!
— Прости, Селма, — сказал Адам, — но другого выхода нет. Если твой отец скажет, что ты можешь вернуться, я тебя отвезу на следующий же день. А пока я могу только передать ему твое послание.
— Скажи ему, — мрачно произнесла она, — что я нахожусь на грани помешательства, что я хочу уехать отсюда. Скажи, что мне нужен мой кошелек и паспорт!
— Что-нибудь еще? — спокойно поинтересовался мужчина.
Дозу крысиного яда! — хотелось ей выкрикнуть, но вслух произнесла:
— Блокнот и что-нибудь из одежды. Адам кивнул. Затем отодвинул небрежным жестом пустую тарелку в сторону, положил ладони на стол и, нагнувшись к Селме, внушительным тоном заговорил:
— За последние несколько дней я дважды вытаскивал тебя из разных переделок. Две спасательные операции за такой короткий срок — мой предел. Так что сделай, пожалуйста, одолжение, не совершай больше никаких глупостей, пока меня не будет здесь. Обещай мне, что будешь вести себя осторожно. Не ходи в лес на прогулки, не совершай необдуманных, импульсивных поступков, которые…
— Я поняла! — зло прервала Селма нравоучительный монолог. — Надеюсь, что ты поговоришь с моим отцом и привезешь мне деньги и паспорт. И я уеду отсюда.
Адам бросил на нее потемневший взгляд, но ничего не сказал.
Его отъезд принес некоторое облегчение. Исчез объект напряженности, и нервы пришли в порядок. Но, как это ни странно, несмотря на то, что ей было чем себя занять, день тянулся бесконечно долго. Читала, писала, придумывала новые темя для будущих статей, но, что бы ни делала, слухом пыталась поймать звук приближающейся машины.
Вот ведь — обещал вернуться к восьми, часы уже пробили девять, а его все нет. Конечно, могли задержать какие-то дела… Но вот уже десять. Вдруг что-то случилось? В голову лезли ужасные мысли.
Было почти одиннадцать часов, когда двор озарился светом автомобильных фар. Страхи сразу исчезли, и Селма почувствовала, как к ней вернулось старое, знакомое ощущение, связанное с присутствием Адама. Неожиданно вспомнилось: сон! К ней вернулись чувства из того сна, который она никак не могла разгадать.
Адам с удивительной легкостью взбежал по ступенькам веранды. Он выглядел великолепно — сильный, энергичный.
— Привет! Я был уверен, что ты уже спишь.
— Что случилось? Почему так долго? — спросила она тоном взволнованной жены, что, кажется, было замечено. Мужчина криво ухмыльнулся, поставив на пол коробку и свой портфель.
— Скучала по мне?
— Черта с два! Я провела на редкость приятный день. — Волнение уступило место злости.
— Жаль, — бросил Адам и направился в гостиную. — Хочу выпить. Тебе налить чего-нибудь?
— Спасибо, нет. У меня чай.
— Извини, пришлось задержаться. Докладываю: с делами управился, с отцом переговорил — у него все в порядке. Контракт с той злополучной фирмой аннулирован, и ему удалось привлечь внимание высокопоставленных чиновников к мошенникам.
— Хорошо. Полиция узнала, кто забрался в дом отца?
— Они знают, кто стоит за всем этим, но пока громилы не найдены. Так что опасность еще не миновала.
— Это значит, что я пока не могу вернуться?
— Совершенно верно.
— Черт знает что! И сколько это продлится?
— Не знаю. Твой отец даст нам знать.
— И я должна торчать здесь неизвестно сколько?
— Отец справедливо полагает, что здесь ты в безопасности.
Селма со стоном отчаяния закрыла лицо ладонями.
— О Господи, я сойду с ума!
— Не сойдешь, — спокойно заметил Адам. — Ты крепкий орешек.
Нет, оказывается, недостаточно крепкий. Вот найдет способ вырваться отсюда, тогда уж можно будет говорить о ее твердости.
— Ты привез мои вещи?
Мужчина махнул рукой в сторону коробки.
— Вещи там. Все цело, кроме паспорта.
— Кроме паспорта? — У Селмы упало сердце.
— Очевидно, кто-то взял его.
— Быть не может! Ты хочешь сказать, что кто-то залез в офис моего отца и выкрал паспорт?
— Успокойся, ты сможешь получить новый паспорт, но для этого придется немного подождать, пока все не прояснится.
Кровь ударила Селме в голову.
— Я не хочу ждать! И не желаю больше оставаться здесь!
Адам ленивым движением взял стакан, медленно отпил виски и ровным голосом произнес:
— Мы не всегда можем получить то, что хотим. Понимаю, что с этим иногда нелегко смириться, особенно такому испорченному, избалованному человеку, как ты.
Селма обомлела.
— Что?! Это я испорченная и избалованная?
— Думаю, что это не является большим открытием для тебя? — Его иронии не было предела, а Селма не находила слов, чтобы высказать свое возмущение. Адам тем временем отдавал должное виски.
— В твоей жизни было когда-нибудь что-то, чего бы ты очень хотела и не получила? — спросил
