Знаю все, что было, все, что будет, Знаю всю глухонемую тайну, Что на темном, на косноязычном Языке людском зовется — Жизнь. <Между 30 июня и 6 июля 1918>
Дурная мать! — Моя дурная слава Растет и расцветает с каждым днем. То на пирушку заведет Лукавый, То первенца забуду за пером… Завидуя императрицам моды И маленькой танцовщице в трико, Гляжу над люлькой, как уходят — годы, Не видя, что уходит — молоко! И кто из вас, ханжи, во время оно Не пировал, забыв о платеже! Клянусь бутылкой моего патрона И вашего, когда-то, — Беранже! Но одному — сквозь бури и забавы — Я, несмотря на ветреность, — верна. Не ошибись, моя дурная слава: — Дурная мать, но верная жена! 6 июля 1918
«Я сказала, а другой услышал…»
Я сказала, а другой услышал И шепнул другому, третий — понял, А четвертый, взяв дубовый посох, В ночь ушел — на подвиг. Мир об этом Песнь сложил, и с этой самой песней На устах — о жизнь! — встречаю смерть. 6 июля 1918
«Руки, которые не нужны…»
Руки, которые не нужны Милому, служат — Миру. Горестным званьем Мирской Жены Нас увенчала Лира. Много незваных на царский пир. Надо им спеть на ужин! Милый не вечен, но вечен — Мир. Не понапрасну служим. 6 июля 1918
«Белизна — угроза Черноте…»
Белизна — угроза Черноте. Белый храм грозит гробам и грому. Бледный праведник грозит Содому Не мечом — а лилией в щите! Белизна! Нерукотворный круг! Чан крестильный! Вещие седины! Червь и чернь узнают Господина По цветку, цветущему из рук. Только агнца убоится — волк, Только ангелу сдается крепость. Торжество — в подвалах и в вертепах! И взойдет в Столицу — Белый полк!
