И — ну — кусты костить, И — ну — шесты трясти! А с высоты скворцы Над волчьей хитростью Уж так свистят, свистят На золотых шестах, Что волк Егорку в зад Зубами — хвать в сердцах! И все растет их злость Огнем-соломою. Уж все кусты-то в лоск, Шесты поломаны, Егоркин рваный зад, Егоркин страшный взгляд. В очах-то — красный ад. Ну уж и царский сад! — Ась? — Алой рекой — лиясь, Белой фатой — виясь, В небе — заря взялась, В травке — тропа взялась. И по тропе по той, Под золотой фатой, Плавной, как сон, стопой — Матерь с дитей. В белых цветах дитя — Словно в снегах — дитя, В белых <холстах> дитя — Как в облаках — дитя, В pyчкe платочек-плат Алый-знать-клетчатый, И голубочек над Правым над плечиком. Остолбенел Егор, Стоит навытяжку. <И тут, потупив взор,> Им молвит дитятко: «Зачем шесты трясти? Скворцы — ручные все. <Зачем кремень в горсти?> Мы здесь родные все». И ручкой манит их, И ручки тянет к ним, И на ушко словцо Шепочет маменьке. Побагровел Егор. А тот-то: «Братец мой!» Побагровел Егор, — Да как раскатится! Да как взгремит в упор: — Твой золоченый тын! А я — так вор-Егор, Егор — ничей я — сын… А волк-то вторит, сват: — Наш невысокий чин. Егор он — волчий брат, Егор — ничей он сын. (А сам-то желтый глаз Скосил на птиченьку.) И серебром смеясь. Им молвит дитятко: — «Ты злость-то брось, родной. Ты мне насквозь родной! Не только гость ты мой, <Не быть нам врозь с тобой…> Ты приходи, Егор, Ко мне по яблочки!»
