Ловчий желаний

– Так точно, товарищ командир. Всегда готов к нападению и обороне!

– Всё играешься словечками, журналист… Ну ладно, твои упражнения хоть лаконичны в отличие от бесконечного нытья. Вела я как-то словоблуда занудного, сперва чуть от скуки не подохла, а после… Он же, гад… э-э… никчемным оказался, ни на что не годным. Быстро сгинул.

Ник промолчал. Фразы вроде последней, произнесённой Леа, хочешь не хочешь, но сильное впечатление оказывали на дух ведомого, ещё не окрепший.

И они покинули островок призрачной стабильности и сладкой парочкой – кавалера дама под ручку держит – отправились дальше. Прокрадываться по улицам города, название которого дало Зоне её имя собственное. Хотя сам по себе этот город к рождению Зоны и к Станции имел и имеет отношение достаточно опосредованное.

Котомин уже спрашивал у Леа, обязательно ли им постоянно соприкасаться. Она ответила, что тактильный контакт увеличивает шансы не потеряться. В момент спонтанной трансформации окружающего пространства – чем ближе друг к другу находятся спутники, тем прочнее материальная взаимосвязь. Следовательно, больше вероятность, что после трансформации они эту связь не потеряют, не окажутся в противоположных концах Предчернья.

Если вообще выживут, конечно.

Что любопытно, теперь он совершенно не хотел её как женщину. Несмотря на постоянный теснейший контакт, тело Ника не реагировало соответственно, а воображение его уж точно не грёзы о сексуальной близости продуцировало. В состоянии профессиональной сосредоточенности – не до отвлекающих факторов.

На войне как на войне. Первым делом самолёты, ну а девушки…

Даже такая фантастическая девушка.

Будет ли у него потом, проводница совершенно права, зависит от того, сумеет ли он выдерживать постоянный, крайне напряжённый темп движения. Научится ли вовремя улавливать изменения во враждебной среде, окружающей в прямом смысле.

В этой обескураживающей правоте журналист успел достаточно убедиться за шесть дней и пять ночей пути.

Ориентировалась проводница не только по зыбким приметам, пусть и знакомым ей, но способным испариться в самый неподходящий момент. Ещё по солнцу и по звёздам. Только там, вверху, картина мира не менялась. Но полной гарантии, что выйдешь к Зоне, всё равно нет, проинформировала она ведомого. И воздух может в любой момент исказиться аномальностью.

Поэтому, несмотря на кажущуюся безопасность полётов над Предзоньем, лично она, Леа, предпочитает на собственное тело и собственные мозги полагаться, а не на крылья, моторы и лопасти.

От бывшей столицы до (Ирпеня) добрались спокойно. Будто Чернота решила их пощадить и выделила передышку. На том этапе следования не исчез и не появился ни один сегмент местности. Иногда зверьки непривычной наружности набегали, но Леа с ними по ходу, без промедлений и очень профессионально разделывалась. Ни одного патрона лишнего. Оружие появилось из недр её цилиндрической сумки, специально для него предназначенной, и с несерьёзными цивильными системами, пневматическими, электрошоковыми или там газовыми, оно не имело ничего общего.

В той сумке у сталкерши ещё что-то было, тяжёлое, но Леа не позволила Нику изображать джентльмена и всю дорогу сама тащила её на плече. Ведомому она вручила правнука легендарного изделия дедушки Калашникова, АЕК-94. Отлично! С этой моделью репортёр был знаком с армии, они тогда на вооружении только появились, и первыми после спецназеров их опробовали егеря и десантура. Более поздняя модификация «аеков», 104-я, получилась ещё более шикарной, по всеобщему признанию, почти идеальной, но этот автомат тоже вполне адекватен… как для обороны, так и для нападения.

Что перед ними находится бывший город Ирпень, сообщила проводница. Ник ни за что не подумал бы, что эта клубящаяся взвесь, сплошное покрывало дыма метров пяти толщиной, раскинувшееся вправо и влево на километры, – всё, что осталось от города. Леа сказала, что эта расплющенная туча на удивление постоянна. Годами не исчезает. Почему-то.

«Почему-то» можно было утверждать в качестве базового термина. И отвечать так на любые вопросы о реалиях Черноты. Зыбкая неопределённость этой словесной конструкции точней некуда характеризовала мотивации всего и вся, творившегося в здешних «недрах»…

До самого (Чернобыля) этот устойчивый участок смога был единственным «городским» впечатлением.

Пробирались в основном по «сельской» местности. Хотя всё то, что видели глаза и воспринимали другие органы чувств, напоминало пасторальные пейзажи, как соцреалистические фильмы – повседневный быт жителей советской империи.

От нормальной картины мира мало что осталось. И дело не только в том, что каждый штрих, каждый фрагмент или предмет в любую секунду мог исчезнуть, смениться другим «мазком» либо исказиться, принять несколько иную форму. Шокировало сочетание деталей. Вернее, их несочетаемость и гипертрофированность – с нормальной, человеческой точки зрения… Разум яростно сопротивлялся, не желал верить в материальность пирамидального тополя, усеянного ягодками огромных полосатых арбузов… коровы с орлиными крыльями и хвостом крокодила… идеально огранённого бриллианта величиной с холодильник, водружённого на распустившийся розовый бутон метров пяти диаметром… одновременно множество радуг в небе при отсутствии малейших признаков дождя… участка раскалённой почвы, позаимствованного прямиком из Сахары, но с ледяной глыбой, сверкающей в центре… шестилапого пса, выметнувшего тонкий жгут языка, чтобы сцапать лягушку, скачущую по древесному стволу метрах в десяти от него… или некую монструозность, которая не поддавалась внятному описанию, потому что являла собой кучу частей тел разнообразных организмов, с виду не скреплённых между собой… этот банк органов дружной компашкой целеустремлённо, в одном направлении, плыл в воздухе по своим запредельным делам…

И как-то не утешало даже сообщение Леа, что извилистый маршрут, по которому она ведёт Ника, – достаточно щадящий. Он пролегает по далеко не самым уродским «пикселям» этого ненормального мира. Там, где в своё время проживало меньше людей, Чернота почему-то корёжит пространство менее изощрённо и не столь часто заменяет одно другим.

Там же, где люди скапливались и жили осёдло, гораздо хуже. Кое-где иногда шагу не ступить. В буквальном смысле.

Но факты переполняли, смешивались в феерический микс, и волей-неволей начался процесс их «переваривания» и усвоения. Первое обобщение было очевидным: окружающая среда находилась в процессе создания. Это увиделось во всей красе, и вывод, что здешняя реальность отправилась на поиск самой себя, напросился. Чтобы сохранить рассудок в целости и сохранности, нормальный человеческий разум должен объяснить себе, что происходит. Даже если это объяснение на поверку не имеет отношения к происходящему. Но будучи сформулированным принимается как данность. Что бы ни происходило. Даже к самым немыслимым, казавшимся невероятными реалиям человек приспосабливается. Достаточно в них поверить…

Особенно запомнились ночёвки. Пять ночей выпало ему провести с Леа в обнимку, пока они преодолевали расстояние, разделяющее (Киев) и Зону. Спали тесно обнявшись, чуть ли не сплетя тела, как страстные любовники. К ночи Ник уже настолько выматывался, что все дневные впечатления, даже самые яркие и смертельно опасные, сливались в общий котёл. По контрасту с ними неподвижность ночных привалов выглядела как роскошный десерт. Хоть и приправленный горечью постоянного ожидания трансформации точки, в которой лежали два тела, спрессованные в одно.

И в пятую ночь, ощутив лёгкое дыхание спящей Леа на своей щеке, Котомин вдруг остро почувствовал: ни с одной женщиной не бывал настолько близок. Даже со стервой Катькой в первые месяцы семейной жизни.

От этой поразительной женщины, ворвавшейся в его жизнь, полностью зависела дальнейшая судьба Ника. В прямом смысле слова зависела. Ошибётся она – и ему несдобровать. Очень мягко выражаясь.

Но ведь и она, получается, от него сейчас полностью зависит?!

Он её сюда, мягко выражаясь, затащил, и если с ней что-то случится с ним за компанию… Если он что-то не так сделает, как-то не так двинется… шагнёт не туда в неподходящий момент… да просто оступится некстати…