Кодекс поведения

Глава 33

Джени открыла глаза. Комната была ярко освещена и сияла белизной. В свежем прохладном воздухе стоял характерный запах, который еще когда-то давно она окрестила больнично-металлическим, Джени зевнула и потянулась, вытянув обе руки, одна из которых была воображаемой. На уцелевшую руку от плеча до запястья была наложена мембранная повязка, наполненная стерильным аллергелем. Джени тряхнула рукой, гель всколыхнулся.

Когда ей надоело это занятие, она привстала, подмостила под спину подушку и принялась рассматривать полотна, висевшие на противоположной стене. На одном был морской пейзаж в серо-зеленых тонах, на другом — золотисто-коричневый натюрморт. Последние несколько дней Джени только тем и занималась, что выискивала новые детали на картинах, неброские нюансы, которые прежде остались незамеченными. Если ей удавалось как следует сосредоточиться на этом занятии, то при этом получалось о многом не думать. Как, например, она оказалась в больнице, и что стало тому причиной.

А еще она старалась не обращать внимания на красноречивые очертания своего тела под покрывалом. Пока Джени не смотрела на него, ей казалось, что ее левая нога все еще на месте. В конце концов, она чувствовала ее, так же как и утраченную руку. Забавно, что отсутствие конечностей начинало ее все больше волновать. Какие же мы ранимые, думала она во время редких попыток заняться самоанализом. И с одной рукой жить можно.

Последнее время ее единственным посетителем был лишь Кальвин Монтойя. Он заглядывал к ней пять-шесть раз на день, тщательно, со знанием дела проводил осмотр, всегда держа наготове какую-нибудь шутку или забавную сплетню.

Но обрывки информации о том, что произошло в министерстве внутренних дел, Джени приходилось вытягивать из него едва ли не щипцами.

Доктор и медбрат из лазарета остались живы. Их столкновение с Джени и штативом стоило им двух сотрясений мозга и одного перелома челюсти, а также трехмесячного отпуска без сохранения заработной платы за то, что они не поставили в известность Монтойю о своей странной пациентке. Ребята были озадачены, полезли в учебники, спорили. Видимо, пока она была без сознания, лопнула ее правая пленка, и они увидели ее глаз. Один взгляд на этот бледно-зеленый ужас мог заставить любого специалиста полезть в свои университетские конспекты.

Левая культя зудела. Джени старалась не обращать на это внимания.

Ох и наломала я дров той ночью! Колено Эвана уже невозможно будет восстановить. Разрыв сухожилий и смещение коленной чашечки были лишь первым звеном в цепочке последовавших неприятностей. Министр юстиции лично выдал ордер на его арест. Эван был арестован прямо в своей больничной палате в присутствии Као и Улановой под жужжание камер всех ведущих информационных служб. Кальвин принес Джени копию местного репортажа. Дискета так и лежала на видеоприставке с нетронутой пломбой.

Джени уныло рассматривала морской пейзаж. Золотистая рамка, солнце играет на изумрудных волнах, которые словно светятся изнутри. Как часто на Шере Эван рассказывал ей о своих приключениях под парусом на водных просторах Земли. При этом он становился грустным и задумчивым. Лишь в такие редкие минуты он позволял себе поддаться ностальгии. Как тебе там, Эв, выпивать разрешают? Разрешают ли вообще что-нибудь? Монтойя хмурился, когда она начинала его расспрашивать. Ходили слухи о попытке самоубийства.

Джени принялась теребить угол покрывала. Она перевела взгляд на натюрморт. Несмотря на со вкусом подобранные тона, ничего особо выдающегося в этом полотне не было. Такую картину Уланова вполне могла бы повесить у себя в столовой.

Могу себе представить, о чём они там говорят у нее за столом. Злорадные комментарии, смех. Месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным, под аперитив и коктейли со льдом. Рекомендуется тем, у кого достаточно выносливый желудок.

Мне, значит, не подойдет. Несколько раз ее приходил навестить Люсьен, но она отказывалась его видеть, не принимала от него цветы. Ела без аппетита, если вообще удавалось заставить себя что-то проглотить. Видео ее не интересовало, журналы и газеты тоже.

Монтойя очень огорчался из-за апатии Джени, но ему удавалось скрыть свое настроение за напускной веселостью и безобидными шутками. Прошлой ночью обещал выставить меня на мороз, чтобы немного проветрить мне мозги. А сегодня утром после осмотра заявил, что он сам повезет коляску, если она согласится прогуляться немного по коридору.

Отказ Джени поверг его в молчаливую задумчивость. Осмотр продлился гораздо дольше, чем обычно. Он воздержался от своих обычных вопросов, но взял несколько дополнительных мазков и проб крови. Он раскрывал рот лишь для того, чтобы прокомментировать свои действия, да еще сказал, чтобы Джени не стеснялась с вопросами. В ответ она лишь попросила его поскорее со всем покончить, чем, несомненно, обидела своего скрупулезного доктора. Когда он вышел, Джени услышала, как щелкнул дверной замок.

Она вздремнула пару часиков, полежала, глядя в потолок, поспала еще, полежала, глядя на картины.

Вдруг дверь открылась, и обходительный Монтойя сначала осторожно заглянул в комнату.

— О, Джени, вы не спите, — радостно констатировал он и вошел, втянув за собой тележку. На ней возвышался большой черный пластиковый контейнер. — Ну, если это не вытащит вас из постели, то я наполню вашу повязку взрывчаткой и шмякну по ней молотком. — Он погладил пластиковый контейнер как отец, гордящийся своим детищем. — Здесь ваши новые конечности.

Джени насторожилась.

— Как, уже?

— Здесь, в Неоклоне, мы стараемся угодить нашим клиентам, — с небрежным изяществом бросил Монтойя. Видя нескрываемый интерес Джени, он воодушевился. — Готовьтесь, миледи, — сказал он и открыл дверцу встроенного шкафчика. — Через час вы у меня будете ходить.

Джени не сводила глаз с пластиковой сумки.

— Я здесь только четвертый день.

— Правда?

— На воссоздание руки обычно неделя уходит, а на ногу — по меньшей мере две.

— В обычной ситуации именно так и есть. — Монтойя подошел к кровати, держа в руках небольшой металлический поднос с инструментами. — Но в вашем случае некоторые приготовления были сделаны заранее.

— То есть… — Джени тяжело сглотнула, а доктор как ни в чем не бывало поставил поднос на прикроватный столик. — Как?

Монтойя активизировал один из принесенных им зондов, оголил левое плечо Джени и принялся тыкать в гладкую мембрану, служившую своего рода интерфейсом между искусственной рукой и остальным телом.

— Если вы попадаете в Неоклоне на определенный уровень, ваше дело становится обязательным для прочтения. — Монтойя искал с помощью зонда омертвевшие участки. — И предусмотрительный протезист старается сделать необходимые приготовления.

Джени тщетно пыталась не морщиться от боли. Уколы зонда по гиперемированным тканям сустава были ужасно болезненными.

— Что вы мне рассказываете? — процедила она сквозь зубы. — Что по всему Содружеству в магазинах Неоклоны лежат в холодильниках комплекты левых конечностей с моим именем на ярлыке?

Монтойя поправил рубашку на плече Джени и откинул край покрывала.

— Я должен проверить тазобедренный сустав.

— Вы не ответили на мой вопрос. — Джени сгребла в кулак простыню и сосредоточилась на светлом пятнышке на противоположной стене.

— Мне кажется, ответ очевиден, Джени, — ответил Монтойя и приступил к зондированию, — Для вас более, чем для кого бы то ни было.

Поиздевавшись над ней еще немного, он объявил, что функциональное состояние обоих суставов удовлетворительно. Джени принялась неуклюже поправлять постель, но Монтойя на этом не остановился.