прямого попадания ядра было ужасно: человека буквально разрывало на куски.
Еще более эффективной была стрельба «виноградной дробью» – так по-шведски называлась картечь. Картечный снаряд представлял собой картонную, деревянную или железную оболочку для свинцовых пуль, уложенных как виноградная гроздь. Стрельбу картечью можно сравнить с пулеметным огнем – она сметала целые шеренги.
Существенным недостатком артиллерии была ее малая подвижность: двенадцатифунтовое орудие весило 1,7 тонны, для его перевозки нужна была упряжка в 12 лошадей. Обычно пушки оставались на своих местах до конца сражения, за исключением трехфунтовых орудий, которые перевозили с помощью тройки лошадей или 12 человек артиллерийской прислуги. Видимо, это обстоятельство заставляло нетерпеливого Карла зачастую пренебрегать артиллерией в сражениях или использовать ее только в качестве метательных машин – для забрасывания ядер и гранат во вражеские окопы и за стены осажденных городов. В русском походе это пренебрежение достигло своих крайних пределов; король-викинг превратил своих солдат чуть ли не в средневековых паладинов, атакующих врага лишь холодным оружием.
План действий русской армии на территории Польши был выработан Петром на военном совете в Жолкве (около Львова): «Тут же в Жолкве был Генеральный совет, давать ли с неприятелем баталии в Польше, или при своих границах, где положено, чтоб в Польше не давать: понеже, ежели б какое несчастие учинилось, то бы трудно иметь ретираду [отступление]; и для того положено дать баталию при своих границах, когда того необходимая нужда требовать будет; а в Польше на переправах, и партиями, так же оголожением провианта и фуража, томить неприятеля, к чему и польские сенаторы многие в том согласились» (Журнал Петра Великого).
Русские войска начали отходить на восток, создавая около русской границы двухсотверстную зону рукотворной пустыни.
Поход по разоренной Польше после годичного пребывания в обильной Саксонии подействовал на шведов удручающе. Все ждали, что Карл быстро пройдет Польшу и вторгнется в Россию, но осенняя распутица заставила его остановиться на Висле и простоять здесь до декабря. Чтобы поддерживать связь с Левенгауптом, Карл был вынужден вести армию не через богатую Волынь, а через лесистую Мазурию, северную область Польши, где до сих пор не бывала ни одна армия. Все время приходилось рубить лес для прохода. Местные крестьяне скрывали съестные припасы и нападали на мелкие отряды шведов. Карл в ответ посылал в леса экзекуционные экспедиции с приказом убивать мужчин старше 15 лет, забивать весь скот, который нельзя увести, и сжигать деревни. Пойманных крестьян шведы подвергали пыткам, чтобы заставить их указать продовольственные тайники: зажимали пальцы в кремневый замок ружья, стягивали палкой веревку на голове, пока не вылезут глаза, или ловили детей, били кнутом на глазах у родителей и делали вид, что вешают их.
Через десять дней шведская армия добралась до Литвы, оставив в Мазурии выжженную пустыню. Один драгунский полковник вспоминал: «Множество народу было убито, а также все было сожжено и разорено, так что, думается мне, оставшиеся в живых не скоро забудут шведов».
Вечером 27 января 1708 года Карл подошел к Неману и узнал, что в Гродно находится сам царь. Не считая неприятельских сил, всего с 800 кавалеристами и драбантами, сопровождаемый Маленьким Принцем, король ворвался на мост. Здесь он впервые убил нескольких человек в рукопашной схватке. На другой день русские покинули город через северные ворота, буквально в то самое время, когда шведы входили в него через южные. Приказ разрушить за собой мост не был выполнен из-за измены бригадира Мюленфельда[54], перешедшего на сторону шведов (другие перебежчики, капитаны Сакс и Фок, предлагали со 100-150 людьми захватить Петра, который, по их словам, часто бывал без охраны далеко от армии). Однако ночью 3000 русских кавалеристов вернулись, напали на караулы и проникли в Гродно. В темноте завязалась отчаянная рубка, почти вслепую. Король вновь принял в ней участие и едва не погиб: ружье русского драгуна, направленное на него, дало осечку.
Отбив нападение, Карл бросился за русскими. Преследование велось им так быстро, что русский отряд едва успевал опустошать за собой местность. Шведы въезжали в деревни, где еще дергались обожженные туши скотины; по дорогам виднелись трупы загнанных русских лошадей.
В начале февраля король дал отдых войску в Сморгони, известном тогда пристанище литовских укротителей медведей. Гилленкрок пишет, что именно здесь, в результате бесед с Мюленфельдом, расписавшим яркими красками тяжелое положение русских, Карл окончательно решил идти на Москву, а не на Новгород и Псков, как хотел Пипер (генерал Аксель Спарре сейчас же «вспомнил» старинное предсказание, что некто Спарре будет губернатором в Москве). Однако это показание сомнительно: до сих пор Карл всегда прямо шел на вражеские столицы, и вряд ли советы Пипера держаться ближе к шведским провинциям могли прийтись по вкусу королю.
В середине марта Карл двинулся дальше к Радошковичам, где еще три месяца простоял, занимаясь муштрой и выискивая по деревням последние крохи съестных припасов. Шведы научились отыскивать крестьянские тайники. Крестьяне даже подозревали здесь колдовство, но дело объяснялось просто: шведы заметили, что тайник обычно располагается под тем местом, где быстрее тает снег. Солдаты втыкали в землю шесты с крюками – вытащенная из-под земли солома служила верным признаком сокрытия тайника.
25 марта в Радошковичи прибыл Левенгаупт для получения инструкций. На его вопрос, куда вести курляндский корпус, Карл дал уклончивый ответ, «как делал не раз, не желая преждевременно раскрывать своих планов» (записки Левенгаупта). Эта уклончивость впоследствии дорого обошлась и Левенгаупту, и самому Карлу.
6 июня Карл из Радошковичей повел армию дальше на восток. На вопрос Гилленкрока о направлении движения король ответил:
– Теперь мы идем по дороге на Москву, и если только будем продолжать, то, конечно, дойдем!
Гилленкрок возразил, что русские, несомненно, будут воздвигать на пути шведов укрепления и защищать их.
– Все эти укрепления ничего не стоят и не задержат наступления, – отмахнулся от него Карл.
Король простился со Станиславом и оставил ему 8000 новобранцев под началом генерала Крассау. Передают, что Карл сказал Станиславу:
– Я надеюсь, что князь Собеский нам всегда останется предан. Не полагаете ли вы, что он мог бы быть отличным царем России?
Польшу Карл не увидел больше никогда, а при следующей его встрече со Станиславом один из них был уже беглецом без армии, другой – турецким пленником.
В том, что двадцатипятилетний Карл, победоносно окончивший семь кампаний, надеялся дойти до Москвы и свергнуть Петра с престола, не было ничего удивительного. Такие походы совершались как до
