Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

план у Карла был, сомневаться не приходится.

Основная причина, по которой от этого плана пришлось отказаться, также достаточно ясна и отчасти указана в записках упомянутых очевидцев – это выполнение на совещании в Жолкве (Польша) плана русского генерального штаба, то есть сплошное опустошение местности на пути движения шведов. Вот какая картина, по словам шведского историка Эрнста Карлсона, предстала перед глазами Карла в Старишах: «Вся местность кругом стояла в огне; горизонт окаймлялся горящими селами, воздух был так наполнен дымом, что едва можно было видеть солнце; опустошение распространилось уже до Смоленска». Поскольку Левенгаупт с обозом задерживался (29 августа и 5 сентября Карл отправил к нему гонцов с требованием поторопиться; но Левенгаупт, верный себе, получив первый приказ, простоял на месте три дня, а после второго – неделю), королевская армия уже начала испытывать нужду в самом необходимом. Де Безанваль, французский поверенный в делах Польши при Станиславе Лещинском, переслал в Версаль весьма характерную выдержку из письма своего осведомителя в армии Карла, относящуюся к первой половине сентября: «Голод увеличивается в армии со дня на день, там уже совсем не знают, что такое хлеб, полки живут только кашей, вина нет ни в погребе, ни за столом короля; король, офицер и солдат одинаково пьют воду, о пиве вспоминают только в пожеланиях, простой, даже самой зловонной водки у нас нет вовсе и, как будто разгневанное небо согласилось с нашими врагами лишить нас всего, что могло бы служить нам пищей, нельзя найти ни одной штуки дичи, и это в стране и в лесах, где раньше все кишело дичью для охоты… Как мы будем жить в этой ужасной пустыне? О, как тяжела эта кампания, как мы страдаем больше, чем это можно выразить, и как это еще мало сравнительно с тем, что придется вынести дальше! Заморозки, очень частые в этих странах, перемежающиеся с сильными, холодными дождями, очень увеличивают наши бедствия».

Шведы дошли до такого оскудения, что искали зерна ржи в несжатых колосках на полях и раздавливали их камнями; соль пришлось заменить селитрой; умирающим не давали причаститься из-за отсутствия вина. Раненые говорили, что у них только три лекарства: вода, чеснок и смерть.

Недостаток в съестных припасах и постоянные налеты русской кавалерии привели к тому, что Карл был вынужден пересмотреть прежний план, изменить направление движения армии и идти на юг, не дожидаясь Левенгаупта, который находился всего в пяти переходах от основных сил. Такая поспешность говорит о многом и прежде всего о том, что Петр и русская армия заставили шведского викинга принять их условия игры. Карл оказался под Полтавой не по своей воле – его привел туда жолкевский план Петра. В одном из донесений английского посла в Москве Уитворта королеве Анне говорится, что в августе 1708 года некий русский инженер, которому царь поручил обследовать пограничную местность от Великих Лук до Гомеля, высказал мнение, что шведы рано или поздно свернут на Чернигов и Украину. Царь тогда же включил этот маршрут в свои оперативные планы, а Карл задумался над ним лишь в середине сентября.

Наиболее сложно ответить на третий вопрос: куда Карл повел свою армию после совещания в Старишах, когда была признана невозможность дальнейшего движения к Москве через Смоленск? Прежде всего стоит заметить, что из трех возможных направлений – назад, на запад в Польшу, на северо-запад к шведским провинциям и на юг – для Карла реально существовали только два последних: о возвращении в Польшу он просто не вспоминал. Северо-западное направление также вряд ли могло прельстить короля. Во-первых, из его предыдущих кампаний можно сделать вывод, что Карл по каким-то причинам твердо решил предоставить оборону Лифляндии и Финляндии шведскому сенату. Это решение становится понятным, если вспомнить психологическую подоплеку его походов: Карл стремился не удержать за Швецией балтийские провинции, а наказать виновников войны; решение второй задачи влекло за собой решение и первой. Во-вторых, король не придавал никакого стратегического значения Петербургу и русским крепостям на Балтийском побережье; он, с наслаждением излазавший чуть ли не все болота Восточной Европы (причем без нужды, из одной лишь любви к трудностям), питал какое-то необъяснимое презрение к невским топям. Наконец, поход в свои владения мог казаться Карлу отступлением, и одно это могло перевесить дюжину доводов в пользу такого похода.

Таким образом, южное направление было единственно приемлемым для Карла. Остается выяснить, означал ли поворот на юг начало похода на Украину. События второй половины сентября говорят скорее о том, что Карл, не меняя стратегического плана – наступление на Москву, – попытался обойти с юга разоренные смоленские земли и продолжить движение к русской столице через Брянск и Калугу. Он, как всегда, утаил свои планы от приближенных, отчего у Нордберга и других и сложилось мнение, что король ведет армию на Украину.

Украина была тем местом, где Карл, пожалуй, меньше всего желал бы оказаться. Что он мог найти там, кроме удобных зимних квартир? Его целью была Москва. Король еще ничего не считал потерянным.

– Мы должны дерзать, пока нам сопутствует счастье, – сказал он Гилленкроку в Старишах.

5

Обход Смоленска с юга выдвигал на первый план задачу захвата Северской земли, после чего перед шведами открывалась дорога на Брянск. В ночь на 15 сентября на юг был отправлен отряд генерала Лагеркроны – 2000 пехотинцев и 1000 кавалеристов с четырьмя орудиями. Лагеркрона должен был не допустить русских в Северскую землю и обеспечить базу главным силам шведской армии.

Роль отряда Лагеркроны в планах Карла была исключительно велика; между тем дальнейшие события показали полную неспособность Лагеркроны справиться с ней. Почему в таком случае командование в этой операции было поручено именно ему?

Очевидцы передают, что 14 сентября Карл совещался со штабом о назначении командира авангарда. Королю представили список генерал-майоров армии. Кандидатуру Спарре Карл отверг со словами: «Он слишком много пишет и рассуждает в своих письмах; с ним трудно сговориться». О Крузе король сказал, что «старик хорош, но силы его не выдержат форсированного марша, и притом он плохо видит». На чье-то предложение о Роосе и Мейерфельде Карл просто отрезал: «Нет» (Роос дал захватить себя врасплох у Доброго; отвод кандидатуры Мейерфельда проясняет его зять, Пипер: «он [Мейерфельд] был недоволен решением Его Величества идти в Северскую землю, так как хотел иметь при себе жену»; этот верный муж к тому же проиграл сражение при Калише – достаточно оснований для того, чтобы король забыл о его существовании).

Тогда Рёншельд предложил Лагеркрону и Карл согласился.

Генерал Понятовский в своих записках объясняет выбор Карла тем, что Лагеркрона до сих пор отличался точным исполнением приказов. Никто не мог ожидать, что его исполнительность станет одной из причин провала операции.

Преградить русским путь в Северскую землю Лагеркрона должен был у Мглина. У шведов были хорошие возможности первыми оказаться у этого города: они шли по короткой дороге, и русские какое-то время не знали об их намерениях. Но здесь, по словам шведского историка Артура Стилле, произошло «единственное в шведской военной истории несчастье такого рода» – Лагеркрона заблудился. Вместо того чтобы взять влево, он уклонился вправо и вышел не к Мглину, а к Стародубу. Трудно сказать, что сбило Лагеркрону с пути. Костомаров объясняет это тем, что Скоропадский[56] подослал к шведам «проводника», однако сомнительно, чтобы гетман так рано узнал о марше шведов на Мглин.