Истинная любовь – это когда среди уймульярдов людей для тебя существует единственный человек, и это на всю жизнь. И совершенно не важно, каков он снаружи, главное, что у него внутри… У эрсеров есть очень правильное слово, сказала мама. Половинка. Любовь – это когда ты не можешь кушать печенье, потому что оно вкусное и ты хочешь, чтобы этот вкус разделил с тобой твой единственный. Не можешь идти без него на концерт или в ресторан, потому что удовольствие испытаешь, лишь разделив его с ним. Не хочешь без него поехать куда-нибудь путешествовать или сходить поразвлечься. Потому что если его нет – ЗАЧЕМ ВСЕ? Без него ВСЕ ПРОПАЛО… Потому что все радости жизни просто не существуют, а разделять их со случайными людьми не получится. Солнце без него не греет, вода не утоляет жажду, хлеб не насыщает… Любовь – это когда ты ждешь обещанного письма, которое все не приходит и не приходит, и ты сходишь с ума от беспокойства и теряешься в догадках: заболел твой любимый, или очень занят делами, или он уже общается с другой женщиной, растрачивая на нее единственное истинное богатство, которое есть у людей, – время жизни… Но ты не ревнуешь, ты искренне желаешь ему, чтобы счастливо провел он с нею время, не зря потратил часть жизни, если уж предпочел не тратить его на тебя… Ты понимаешь, о чем я?! Люди ведь так часто слышат вовсе не то, что им говорят, а то, что им хочется услышать!
– Да-а, говори-и… – выдохнула она, явно пораженная страстностью его слов. Обычно немногословный, он вдруг разразился целой речью.
…Тим сделал нетерпеливый жест: мол, врываемся? Не выслушивать же этот бред, ч-черт…
Но Жесткая неожиданно энергично покачала головой: НЕТ! И велела жестами руки: дескать, стой и слушай.
Тим удивился и повнимательнее присмотрелся к напарнице. Женщина приникла к камню у самого проема, и по ее напряженной позе было ясно, что она вся превратилась в одно сплошное УХО. И оно зачарованно слушало разглагольствования файгианца.
– …хотя еще за два дня до этого заверял тебя, что не наобщался с тобой, именно с тобой, что дня не может спокойно пробыть, не поговорив с тобой… А ты все ждешь и ждешь, когда же твой ненаглядный объявится, и просишь ты у него мысленно только одного: будь с кем хочешь, сколько хочешь, но, умоляю, позвони мне и сообщи, что жив-здоров, что ничего плохого не случилось! Потому что ожидание и неизвестность – самые страшные палачи, они забивают душу вусмерть, палками сомнений… Потому что любовь – это пища души. Мама сказала мне, что страсть может насытить лишь тело, но эгоистичные люди зачастую не понимают этого и путают любовь с похотью… А души есть у людей всех рас, что бы спесивые земляне по этому поводу ни думали. Потому что людьми нас всех делает вовсе не способность изменять окружающую среду по своему усмотрению, а то, что у нас есть душа. А любящая душа хочет поделиться всем лучшим, что припасено для единственного и неповторимого, долгожданного. Но я тогда не понял маму, дурак… Само слово «душа» настолько ассоциировалось у меня с эрсерами, что меня передергивало, когда она произносила его вслух… Но теперь я понимаю, что каждое мамимо слово – истинная, выстраданная ею правда. Я никогда не мог даже вообразить, что моя единственная родится не под лучами Файгиана и что твое невозможно уродливое по меркам моей расы тело будет для меня самым прекрасным на свете… Потому что… Вот именно, потому что. Я люблю. Тебя. Все, добавить мне нечего. Надеюсь, ты услышала то, что я сказал на самом деле, а не то, что тебе хотелось услышать.
– Да, мне кажется, я тебя поня… Ой, погоди, я что-то уловила! Там…
Файгианец испуганно глянул в неправильно-треугольный проем, ожидая, что его заслонят фигуры преследователей, но марувианка, торопливо ероша собственные «волосы», прерывисто исторгла:
– Нет, не там… не близко… дальше… что-то в радиодиапазоне появилось… я столько времени была тут полуглухой… на планете же нет ни единого передатчика… и вдруг…
Она вскочила, ее расчищенная антенна вздыбилась рыжими языками пламени, заискрилась.
– Кто-то приближается, и у него вроде бы есть радиопередатчик, я понимаю, что этого в нашем лагере быть не может в принципе, но я же чую, кто-то излучает… – торопливо зачастила девушка.
…Тим неистовствовал. Орать ему приходилось молча, и большой мужчина буквально корчился, умоляюще жестикулируя.
Женщина встряхнула головой и конвульсивно содрогнулась. В эту секунду она будто очнулась, выйдя из транса. Схватилась за виски и посмотрела на напарника ошалело. Он даже «орать» перестал, такое неподдельное изумление нарисовалось на дубленом лице лагерной ветеранки. Ее выпученные глаза спрашивали: что за наваждение, неужели это я, я, Жесткая, проторчала столько, позволяя разглагольствовать этому придурку-иному, этому уроду-тяшке?!
Мужчина резким кивком подтвердил: ДА! Глаза женщины хищно сузились, она подобралась и кивнула в ответ, показывая напарнику: сейчас начнем! Вперилась во вход, подняла руку вверх, выставила три пальца. Начала отсчет, согнув безымянный, средний, указате…
И в это мгновение, прежде чем кончик указательного пальца прижался к жесткокожей ладони, произошло нечто, чего преследователи ожидали меньше всего на свете. За их спинами раздался громкий мужской голос, он насмешливо обронил:
– Я с этой крутой парочки просто балдею, Ир.
– Точно! Прямо как в кино, Солли. Чистый боевик!
Второй голос был женским. По странному совпадению разговаривали они на космическом русском.
Застигнутые врасплох преследователи синхронно вздрогнули. Из пещеры донесся испуганный вскрик; беглецы поняли, что их настигли. Уже развернувшись, Тим и Жесткая услышали:
– Правильные у нас были предки, маленькая. Душевные песни нам оставили!
– Полное имя Нади, обрати внимание – Надежда. Может, все еще не так безнадежно, Вань, и мы не такие уж монстры, в реале?
Мужчина и женщина оказались лицом к лицу с… мужчиной и девушкой. Новенькие, одетые в стандартные для этого климатического пояса Лагеря пятнистые тюремные робы, стояли поодаль; однако не настолько далеко, чтобы не сократить расстояние парой-тройкой прыжков.
– Общий звездный привет всем, и нашим, и не! – поздоровался неожиданный пришелец, с виду натуральный белый эрсер, огромный и высоченный блондин, мощнее и выше Тима. Борода его и львиная грива густых спутанных волос шикарно отсвечивали серебром. – Как тут у вас житуха вообще, а, ребятки?
– Ну, какая в этих краях у людей жжитуха, по ним видать невооружженным глазом. Припеваючи живут, ажж завидно! – хрипловатым, вибрирующим голосом высказалась невысокая смуглая девушка с ощутимо монголоидными чертами лица и наголо обритой головой. – Да, люди-звери, я тут краем… – она запнулась и хмыкнула, – гм, краем уха уловила, кто-то из вас упоминал о единственном способе унести отсюда тело. Это правда, как-нибудь все-таки можжно?
– Точно. Засиделись, однако… Пора сваливать, маленькая. Мне тут активно не нравится. Не переношу мест, которые не могу покинуть по своей воле. Я тут всего пару часов, а уже шизею от клаустрофобии… Бежать, бежа-ать!
– О, это мне нравится! – обрадовалась новенькая зэчка. Главное, чтобы решетку не надо было проморажживать! Помнится, я как-то из одной тюряги сорвалась, проморозив решетку до стеклянного состояния. Сверху и снизу – три толстенных сталепластовых прута. Так покуда леденила, чуть сама не зазвенела! Вот это была работенка, доложжу я вам!
– Ничего себе! Ты мне ничего об этом не рассказывала, Ира! – поразился большой пришелец. Даже руками всплеснул.
– А ты что, думал, у тебя одного – бурное уголовное прошлое? Я тожже немало по космическим трассам потаскалась.
– Ну-ка показывайте нам, ребята, кого здесь надо прикончить, чтобы совершить побег?
– И пошевеливайте веточками, урки, не то выпадет ваша вонючая зона из Сети Миров, и попробуй потом с нее выбраться по-быстренькому!
– Точно! Я еще понимаю, в Новом Детройте, к примеру, заякориться, еще до того, как система Терра Новы исчезла. Но Харрб ваш далеко не Америка…
Тим и Жесткая даже пошевелиться не могли. Будто их невидимыми веревками опутали. Из пещеры не доносилось ни единого звука. Хотя внутри тоже наверняка расслышали все. До последнего словечка.
Ведь там был единственный в обширной округе человек, бренную оболочку которого после смерти администрация «Оставь Надежду Всяк» ОБЯЗАНА была оттранспортировать в космос.
