В залу вошла шумная процессия с музыкой – это привели молодую. Ее усадили в высокое кресло рядом с женихом. Минуту спустя она подала знак к началу балета.
Слуги потушили свечи, и зала погрузилась в полную темноту.
Внезапно раздалась оглушающая музыка, похожая на кошачье мяуканье. Дюжина слуг с зажженными факелами вошла в залу и окружила помост, ярко осветив его. Вслед за тем раздались дикие крики и неистовые завывания, и на сцену откуда-то выскочили пять человек, наряженных козлами. Зрители встретили их подбадривающими воплями и рукоплесканиями, вполне оценив костюмы актеров: громадные козлиные головы с рогами и бородами и одежды, пропитанные смолой и вывалянные в козлиной шерсти.
Началась непристойная пантомима. Актеры скакали на двух ногах и ползали на четвереньках, валялись, бодались и принимали самые грязные позы, подражая животным, которых они изображали. Около четверти часа они подобным образом увеселяли зрителей, помиравших со смеху. Самые бесстыдные сцены вызывали у них наибольший восторг.
Наконец один из актеров, умаявшись, повалился на пол. Остальные тоже попадали вокруг него, все еще блея и тяжело фыркая.
Зрители вернулись к обсуждению возможных имен актеров. Герцог Орлеанский обратился к стоявшим рядом с ним дворянам:
– Желал бы я знать, кто такие эти господа, так хорошо повеселившие нас. Уверен, что вблизи я узнаю их.
С этими словами он взял факел у одного из слуг и, поднявшись на помост, стал вглядываться в лежащих людей. Он так силился узнать кого-нибудь из них, что по неосторожности (так он уверял впоследствии) поднес факел слишком близко к одежде одного из актеров. Огонь мгновенно охватил всего человека. Герцог в ужасе вскрикнул и от испуга бросил факел между актерами. Все пятеро запылали наподобие сухой поленницы. Удушливый, едкий дым стал расползаться по зале.
Истошные крики актеров привели в смятение толпу. Никто и не думал помочь им, люди давились, пробираясь к выходу. Факельщики бросили свои факелы и также разбежались.
Актеры продолжали кучей валяться на сцене – во время отдыха они зацепились друг за друга застежками своих костюмов и теперь не могли расцепиться. Когда наконец им удалось расползтись, двое из них так и упали на помосте, двое других скатились вниз; и лишь пятый, пострадавший менее своих товарищей, с трудом поднялся на ноги. Этот живой факел, жалобно вопя и простирая руки к герцогу Орлеанскому и герцогу Беррийскому, сделал несколько шагов и свалился к их ногам. Ремешок, поддерживающий козлиную маску на его голове, сорвался.
– Король! – в ужасе воскликнул герцог Беррийский.
– Король! – эхом пронеслось в толпе[7].
Какая-то молодая женщина бросилась на распростертое тело Карла, стараясь руками и платьем сбить пламя. Ее поступок привел в чувство остальных, короля закутали в плащи и вынесли наружу.
По счастью, ожоги, которые получил Карл, не были опасны. Но спасти остальных актеров не удалось. Граф Жуаньи умер раньше, чем его передали врачам, граф де Фоа и граф де Пуатье скончались через два дня. Гюг де Кизе умер на руках у слуги, которому накануне он исцарапал бока ударами шпор; этот незлобивый слуга был единственным человеком, пожалевшим о его смерти. Жена и сын де Кизе с отвращением вышли из комнаты, где корчилась обугленная и богохульствующая плоть того, кто был их мужем и отцом.
Двор чествовал спасительницу короля – Жанну, жену герцога Беррийского, урожденную принцессу Булонскую.
На следующий день дяди короля и герцог Орлеанский шли в Покаянной процессии от Монмартрских ворот до собора Парижской Богоматери. Они проделали весь путь босиком и отстояли обедню. Герцог Орлеанский обязался в честь спасения короля выстроить великолепную очистительную капеллу при церкви Святого Селестина.
Все были уверены: он заранее знал о том, что король находился среди актеров. Дофину не было еще двух лет, королева была его любовницей – таким образом у герцога Орлеанского были все основания, чтобы пойти на преступление. Летописец-современник, монах из Сен-Дени, прямо говорит, что на благочестивый поступок герцога – постройку очистительной капеллы – следует смотреть как на памятник его преступлению. К тому же это пожертвование не стоило ему ни гроша: для ее постройки он подарил Селестинской церкви дом Порш-Фонтен, конфискованный у Пьера деКраона.
Эти подозрения привели к тому, что при дворе на время восторжествовала бургундская партия. Открыто обвинить самого герцога Орлеанского в покушении на жизнь короля никто не решился, и опале подверглись его фавориты и ставленники: Ларивьер, де Виллен, Новиан и Монтагю.
Де Виллен и Монтагю предусмотрительно покинули Францию. Ларивьер и Новиан были брошены в Бастилию. Они просили, чтобы им было дозволено явиться перед судом и публично оправдаться. Судьи колебались, боясь вызвать гнев герцога Беррийского: у них не было ни достаточных улик для обвинения Ларивьера и Новиана, ни мужества для их оправдания. В Париже царила уверенность, что обвиняемых все-таки казнят. Несколько раз по городу даже распространялся слух о дне и часе казни, и толпа стекалась к месту, где якобы должен был возводиться эшафот.
Ларивьер и Новиан успешно защищались, пользуясь поддержкой герцога Бурбонского. Но самой энергичной их заступницей стала Жанна Беррийская (Ларивьер способствовал ее браку с герцогом и пользовался ее уважением). Она у ног мужа просила за них и сумела смягчить их участь. Через год, после вмешательства короля, узников освободили.
Так в этот раз у Бастилии были отобраны ее жертвы. Впрочем, подобные случаи в ее истории чрезвычайно редки.
Нововведения Людовика XI
Конец царствования Карла VI Безумного был ознаменован полным крахом в войне с Англией. В 1420 году войска английского короля Генриха V (1387—1422) захватили Бастилию и в течение шестнадцати лет хозяйничали в Париже.
Франции угрожала потеря национальной независимости. После смерти Карла VI (1422) французскую корону возложили на себя сразу два короля: Генрих VI (1421—1471) в Париже и Карл VII (1422—1461) в
