— Вы сможете идти?
— Мы с сыном часто ходили на рыбалку. По ночам мы разжигали костер и сидели вокруг, вот как сейчас. Ему не особенно нравилось удить рыбу, зато, как мне кажется, он очень любил сидеть у костра. Если бы он не умер, теперь ему было бы примерно столько же лет, сколько вам.
Лев ничего не ответил. Пленник продолжал:
— Если вы не возражаете, я бы задержался здесь еще чуть-чуть.
Лев подбросил дров в костер. Они могли подождать еще немного.
На обратном пути к дому все молчали. Им понадобилось почти два часа, чтобы пройти то расстояние, которое Лев утром покрыл за полчаса. Каждый шаг давался ему все тяжелее по мере того, как действие амфетамина заканчивалось. И сейчас его поддерживало лишь осознание собственного успеха. Он возвращался в Москву победителем, вернув себе доверие начальства и подчиненных. Он был на грани провала, но сумел устоять и вновь подняться на вершину.
Подходя к избе, Анатолий вяло раздумывал над тем, как им удалось найти его. Но потом он сообразил, что, должно быть, сам однажды проговорился Зине о своей дружбе с Михаилом. А она предала его. Но он не питал к ней ненависти. Она всего лишь пыталась выжить. И никто не мог упрекнуть ее за это. Как бы там ни было, теперь это не имело решительно никакого значения. Зато он должен был приложить все усилия, чтобы убедить своих конвоиров в невиновности Михаила. Он повернулся к офицеру, который спас ему жизнь и арестовал.
— Когда я приехал сюда вчера вечером, вся семья сказала мне, чтобы я уходил. Они не желали иметь со мной дела. Грозили обратиться к властям. Вот почему мне пришлось взломать замок сарая. Они думали, что я ушел. Эта семья не совершила ничего предосудительного. Это хорошие, трудолюбивые люди.
А Лев пытался представить, что же в действительности произошло прошлой ночью. Предатель наверняка хотел заручиться помощью своего друга, но тот отказал ему в этом. План побега выглядел жалко. Во всяком случае, это был совсем не тот план, которым воспользовался бы настоящий шпион.
— Меня не интересуют ваши друзья.
Они подошли к границе домовладения. Прямо впереди, перед входом в сарай, стояли на коленях Михаил Зиновьев, его жена и две их дочери. Руки у них были связаны за спиной. Они дрожали от холода, замерзая на ветру. Было совершенно очевидно, что они стояли в таком положении уже давно. Лицо Михаила покрывали синяки и ссадины. Из разбитого носа текла кровь, а челюсть выступала под неестественным углом. Она была сломана. Оперативники окружили их неровным кольцом. За спинами пленников стоял Василий. Лев остановился и открыл было рот, собираясь заговорить, когда Василий разомкнул скрещенные на груди руки, и в одной из них оказался пистолет. Он поднял ствол и выстрелил Зиновьеву в затылок. Звук выстрела эхом прокатился по двору. Мужчина упал лицом в снег. Его жена и дочери не шелохнулись, в ужасе глядя на его труп.
Отреагировал на происходящее один только Бродский — у него вырвалось какое-то животное рычание пополам со всхлипом. Василий сделал шаг в сторону и прицелился в затылок жене Зиновьева. Лев поднял руку.
— Опусти пистолет! Это приказ.
— Эти люди — предатели. Мы должны преподать им урок.
Василий нажал на курок, рука его дернулась, грохнул второй выстрел, и тело женщины повалилось в снег рядом с трупом ее мужа. Бродский попытался вырваться, но двое сопровождающих ловко сбили его с ног. Василий вновь шагнул в сторону, приставив ствол пистолета к затылку старшей дочери. Нос у девчушки покраснел от холода. Ее била мелкая дрожь. Она молча смотрела на труп матери, зная, что умрет рядом со своими родителями. Лев выхватил оружие и направил его на своего заместителя.
— Опусти пистолет.
Внезапно всю его усталость как рукой сняло, и наркотик здесь был ни при чем. В крови у Льва забурлил адреналин, и волна ярости захлестнула его с головой. Рука у него не дрожала. Он зажмурил один глаз и тщательно прицелился. С такого расстояния он не промахнется. Если он выстрелит прямо сейчас, девочка останется жива. Останутся живы обе девочки — никто не будет убит. Он машинально принялся прокручивать в голове это слово:
Лев взвел курок.
Василий ошибался насчет Киева. Поддельное письмо Бродского ввело его в заблуждение. Он убедил остальных оперативников в том, что они лишь зря потратят время на поездку в Кимово, и открыто намекнул, что сегодняшний провал операции приведет к тому, что он станет их новым начальником. Все эти досадные оплошности наверняка найдут отражение в письменном рапорте Льва. А сейчас Василий чувствовал, что все присутствующие не сводят с него глаз. Его авторитету был нанесен унизительный удар. Какая-то часть его сознания хотела увидеть, хватит ли у Льва духу выстрелить в него. Последствия будут для него самыми серьезными. Тем не менее Василий отнюдь не был дураком. В глубине души он сознавал, что он трус, а Лев — нет. Василий опустил пистолет. Делая вид, что вполне удовлетворен, он жестом показал на детей.
— Девчонки получили хороший урок. Может, теперь они вырастут лучшими гражданами, чем их родители.
Лев направился к своему заместителю, пройдя мимо двух мертвых тел и оставляя на залитом кровью снегу отпечатки сапог. Резко взмахнув рукой, он ударил Василия рукоятью пистолета в висок. Тот отпрянул, согнувшись и обхватив голову руками. Из-под пальцев у него показалась струйка крови в том месте, где лопнула кожа. Но не успел он выпрямиться, как Лев упер ствол своего пистолета ему в висок. За исключением двух девочек, которые ничего не видели, готовясь к смерти, остальные смотрели на них.
Очень медленно Василий поднял глаза на своего командира. Губы у него дрожали. Он не хотел умирать — он, для кого смерть других людей давно стала обычным делом. Палец Льва лег на спусковой крючок. Но он не мог нажать его. Во всяком случае, расчетливо и хладнокровно — не мог, и все тут. Он не станет палачом для этого ничтожества. Пусть его карает государственное правосудие. Он сунул пистолет в кобуру.
— Ты останешься здесь и дождешься милиции. Объяснишь им, что здесь произошло, и окажешь всю необходимую помощь. А потом своим ходом доберешься до Москвы.
Лев помог девочкам подняться на ноги и повел их в дом.
Понадобилась помощь троих оперативников, чтобы перенести Анатолия Бродского в кузов грузовика. Его тело бессильно обмякло, словно из него ушла жизнь. Он бормотал себе под нос что-то нечленораздельное, будучи вне себя от горя и не обращая внимания на агентов, которые приказали ему замолчать. Они не желали всю обратную дорогу слушать его стенания и плач.
Войдя в дом, девочки не проронили ни слова; казалось, они до сих пор не могли осознать, что мертвые тела, лежащие во дворе, принадлежат их родителям. Похоже, они ждали, что вот-вот появится отец и приготовит им завтрак или с огорода вернется мать. Они потеряли всякую связь с реальностью. Родители были для них целым миром. И разве может теперь мир существовать без них?
Лев спросил, есть ли у них еще какие-либо родственники. Ни одна из девочек не произнесла ни слова. Он сказал старшей, чтобы она собирала вещи: они едут в Москву. Ни одна из них не пошевелилась. Он вошел в спальню и начал сборы сам: сначала нашел их личные вещи, потом одежду. Вдруг у него затряслись руки. Он прервал свое занятие, опустился на кровать и уставился на свои сапоги. Потом стукнул каблуками, тупо глядя на тоненькие кольца пропитанного кровью снега, упавшие на пол.
Стоя на обочине дороги, Василий докуривал последнюю сигарету, глядя вслед отъезжающему грузовику. Сквозь заднее стекло он видел двух девочек, которые сидели на переднем сиденье рядом со Львом — там, где должен был сидеть он. Грузовик прибавил газу и исчез за поворотом дороги. Василий осмотрелся. Повсюду из-за занавесок выглядывали лица соседей. На этот раз они не спешили прятаться. Он был рад, что ему оставили автомат. Василий вернулся в избу, мельком бросив взгляд на два трупа на снегу. Он вошел на кухню, вскипятил воду и заварил себе чай. Тот получился крепким, и он решил подсластить его. В доме нашлась небольшая жестянка с сахаром. Вероятно, семья рассчитывала растянуть ее на целый месяц. Он почти полностью высыпал ее в свой стакан. Получилась вязкое приторно-сладкое месиво. Он отхлебнул глоток и внезапно ощутил неимоверную усталость. Василий снял шинель и сапоги, прошел в
