– Дорогие братья! Наша родная Москва живет и борется. Она призывает нас усилить удары по фашистам. Смерть немецким оккупантам!
– Смерть! – отозвались бойцы и командиры.
Кто-то запел. Все подхватили, встав:
Москва моя,
Страна моя,
Ты самая любимая!..
21
Разведывательная группа 'Пламя' капитана государственной безопасности Афанасьева изучила окрестные леса в радиусе двадцати километров. Никаких признаков отряда майора Млынского не обнаружила.
Но найти отряд, размышлял капитан Афанасьев, оставить там радистку Наташу с рацией – это еще полдела. Как сообщал Млынский в донесении в штаб армии, отряд насчитывал семьсот человек. За последнее время к нему определенно присоединились местные жители, а также бежавшие из лагерей военнопленные и, стало быть, нет никакой гарантии, что гитлеровская контрразведка не внедрила в отряд свою агентуру, в том числе, как это практиковалось, террористов и диверсантов. Значит, одна из задач чекистской группы – помочь Млынскому выявить эту вполне возможную агентуру. Нельзя оттягивать выполнение и специальных заданий, требовавших строжайшей конспирации, – установить связь с разведчиками, действующими в гитлеровском тылу в этом районе, в том числе с проникшими в контрразведывательные и разведывательные органы. Центр разрешил доверительно сказать об этих заданиях только Млынскому. Опытный чекист, к тому же хорошо знающий обстановку в тылу врага, разумеется, сможет помочь группе дельным советом, людьми. Надо торопиться найти Млынского, но обдуманно…
Разведчики и начали с изучения обстановки. Установили для этого связь с жителями ближайших деревень. Нашли добровольных помощников. С их помощью узнали, что происходит в других селах и деревнях. Уже после этого вышли на связь с патриотами, добровольно согласившимися остаться в гитлеровском тылу для подпольной работы – разведывательной и другой. К счастью, все они, исключая одного, были живы, с нетерпением ожидали, когда придут к ним чекисты, и каждый сумел собрать ценные для Красной Армии разведывательные сведения. Среди этих патриотов путевой обходчик железной дороги старик Зарубин, пожилой и энергичный врач районной поликлиники Журавль. Гитлеровцы закрыли поликлинику, и Журавль под предлогом, что люди нуждаются в медицинской помощи, ходил по селам. Медицинскую помощь он действительно оказывал, но вместе с тем собирал сведения о немецких гарнизонах.
Разведывательная информация передавалась в Центр, как это было обусловлено, по радио.
Когда ночь опускала на лес темное покрывало, Прокопченкр и Дьяков, вооруженные автоматами, уходили от базы разведывательной группы на пятнадцать – двадцать километров. Прокопченко развертывал рацию, забросив антенну на ветви деревьев, и в определенное время выходил в эфир. Сначала он передавал собранные разведывательные сведения, затем принимал задания и указания Центра. Закончив передачу и прием радиограмм, быстро свертывали рацию и возвращались в лагерь, расшифровывали принятые радиограммы. Доложив капитану Афанасьеву, отсыпались, а ночью уже в другом направлении от лагеря опять выходили на связь с Центром. И так изо дня в день.
Афанасьев и остальные разведчики считали, что радисты работают словно хорошо отлаженный часовой механизм, но однажды, когда никто не ждал беды, случилось непредвиденное. Прокопченко и Дьяков, как обычно, отошли от лагеря километров на двадцать, развернули рацию, вышли в эфир. Прошло минут десять – отстукивались последние цифры радиограммы Центру, когда Дьяков, охранявший Прокопченко, услышал гул автомашин. Он вскарабкался на дерево и при свете луны увидел, что прямо к ним – на этот раз они выбрали место недалеко от опушки леса – по непаханому полю неслась крытая автомашина с вращающейся на ней антенной. Пеленгатор! За ней – два грузовика с солдатами.
Разведчики быстро свернули радиостанцию и кинулись в лес, затем вправо и снова вышли на опушку леса, переползли поле и оказались в том месте, откуда въехали на поле гитлеровцы. Убедившись, что немцы прочесывают лес, переползли в неубранную кукурузу. Отсюда хорошо просматривались автомашины и дорога.
Немцы долго прочесывали лес. Наконец машины тронулись в обратный путь, пройдя недалеко от разведчиков.
Уходить сразу не решились. Вспомнили совет генерала Дроздова, что главное для разведчика, когда он выполняет задание, выдержка, терпение, конспирация.
Прокопченко сорвал перезревший початок кукурузы, попытался его разломить, но он был как из гранита. Сорвал другой, для Дьякова. Каменные зерна разжевывались с большим трудом, но голод – не тетка, пирожка не подсунет.
По очереди соснули.
Минул день. Сумерки хлынули сразу. Теперь можно уходить.
На базу вернулись глубокой ночью.
– Что случилось? – тревожно спросил Афанасьев, ожидавший разведчиков.
– По правде говоря, были на волоске от провала, – ответил Прокопченко. И подробно доложил, о происшедшем.
– Не было печали, так черти накачали! – горько пошутил Дьяков.
Афанасьев задумался. Действительно, почему пеленгаторная группа немцев оказалась поблизости от того места, где развернули рацию Прокопченко и Дьяков? Поджидали именно их, или в этом районе ранее была засечена какая-то другая рация? Но чья? Партизан? Млынского? Но у Млынского нет рации. Нет и у партизан…
– Двусторонняя связь с Центром нужна, как воздух, а тут… – огорченно сказал Афанасьев. – Надо же такому случиться! Работать теперь будет значительно сложнее. Это точно.
Из землянки вышли Наташа и Аня.
– Девчата! – окликнул их Афанасьев. – Накормите получше наших героев и не забудьте дать согревающего.
Девушки взяли под руки Прокопченко и Дьякова, шутливо заявивших, что без их помощи они до землянки не дойдут. С ними пошел и Афанасьев. Наташа налила в кружки по пятьдесят граммов спирта. Прокопченко и Дьяков добавили по стольку же воды и проглотили одним глотком. Показали Наташе пустые кружки. Афанасьев скорее девушки понял, что означал их умоляющий взгляд.
– Наташа! – засмеялся он. – Пятьдесят граммов не согреют такие туши. Налей им еще по столько же. Заслужили.
Прокопченко и Дьяков дружно подставили кружки.
Вскоре после ужина все, кроме часового и Афанасьева, крепко спали.
Афанасьев склонился над картой. При слабом свете свечи рассматривал план города, определял объекты, представляющие интерес, изучал подходы к ним. Отвлек гул моторов самолетов все нарастающий и нарастающий. Погасил свечу, выбежал из землянки. На запад шли тяжело груженные самолеты. По звуку узнал Афанасьев: свои! Радостное волнение захватило дыхание. Когда гул стих, он еще постоял немного, затем зашел в землянку, прилег. Не успел уснуть, к нему вбежал часовой:
– Наши бомбят! Наши!..
Афанасьев не видел, чувствовал, как дрожат губы часового.
Далеко за лесом вспышками поднималось огромное зарево. За каждой вспышкой раздавались глухие взрывы. По масштабам зарева Афанасьев представлял силу воздушного налета, понимал, что горят немецкие склады с боеприпасами, горючим. А когда по гулу уже высоко летевших бомбардировщиков понял, что летчики возвращаются домой, не выдержал, крикнул 'ура'.
– Ура! – эхом отозвалось за его спиной. Только куда громче.
