— Брюс.
— Да?
— Просто хотела удостовериться, что ты рядом. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Шерман.
Брюс лежал на одеяле. Он был весь в поту. Пение давно смолкло, но барабанный бой продолжался. Он сотрясал джунгли без перерыва. Скользили лучи прожекторов, то освещая лагерь, то оставляя в темноте. Брюс слышал дыхание спящих людей, приглушенное покашливание, бормотание. Он не мог спать. Лежа на спине, заложив одну руку за голову, он курил и смотрел на брезентовую крышу. В его голове пробегали события последних четырех дней: обрывки разговоров, смерть Андре, Боуссье, стоящий рядом со своей женой, разрывы гранат, липкая кровь на его руках, насилие и ужас. Брюс беспокойно пошевелился, отбросил в сторону сигарету и закрыл глаза руками в попытке остановить воспоминания. Но они продолжали вспыхивать в его мозгу, как картинки на экране, беспорядочно, потеряв всякий смысл, но сохранив весь ужас. Он вспомнил муху на своей руке, вспомнил, как она торжествующе потирала лапки, и начал метаться. «Я схожу с ума. Я должен это прекратить». Он быстро сел, поджал колени к груди, кошмар прекратился. Теперь он почувствовал печаль и одиночество. Ужасное одиночество, потерянность и бессмысленность существования. Он сидел на одеяле и казался себе маленьким и испуганным сироткой. «Я сейчас заплачу. Я чувствую это». И, как дитя в объятия матери, Брюс Карри пошел к Шерман.
— Шерман! — он попытался найти ее в темноте.
— Брюс, что случилось? — она быстро села.
— Где ты? — в панике прошептал Брюс.
— Я здесь, что случилось? И он нашел ее, и неуклюже охватил руками.
— Шерман, обними меня, прошу тебя.
— Любимый, — она была встревожена, — что с тобой? Скажи мне.
— Просто обними меня, Шерман. Ничего не говори, — он прижался к ней и уткнулся лицом в шею. — Ты так мне нужна! О, господи, как ты мне нужна!
— Брюс, — она поняла все, нежно, успокаивающе поглаживая его по затылку.
— Мой Брюс, — она крепко обняла его. Ее тело начало инстинктивно покачиваться, убаюкивая его, как ребенка. Постепенно его тело расслабилось и он прерывисто вздохнул.
— Мой Брюс, — она приподняла тонкую сорочку и прижала его голову к своей голой груди. Ее рассыпавшиеся волосы заслонили их обоих от окружающего мира. Прижимая к себе его крепкое тело, ощущая нежное прикосновение к своей груди, понимая, что она вселяет силы в любимого человека, она уже была счастлива. Но потом в ней что-то изменилось и она почувствовала новое, сжигающее ее желание.
— Да, Брюс, да! — она говорила прямо в его ищущие жадные губы. И он был над ней не ребенок более, а взрослый мужчина.
— Ты так прекрасна, — его грубые любящие руки обняли ее.
— Быстрее, Брюс! — она задрожала от силы своего желания.
— Сейчас, Брюс, — она подалась бедрами ему навстречу.
— Я сделаю тебе больно.
— Нет, я хочу эту боль, — она почувствовала внутри себя сопротивление и закричала в нетерпении.
— Войди в меня! О, как жжет.
— Я остановлюсь.
— Нет, нет.
— Любимая, я не вынесу этого.
— Да, Брюс, любимый. Ты достал до самого сердца. Ее кулачки стучали по спине. И он вошел в нее, чувствуя упругое сопротивление, а затем еще и еще, поднимаясь на самые вершины чувства. Оно росло в нем, обжигающе горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.
— О, Брюс, я умираю.
И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти — и время, и пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна. Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. «Да, я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки». Брюс зарылся лицом в ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. «Очень трудно разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит, я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов, которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы пели что- то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все. Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку».
— Шерман, — прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для поцелую. — Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.
— Просыпайся, — он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.
— Bon matin, мадам, — с улыбкой произнес он.
— Bon jour, месье, — она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его груди.
— Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.
— Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть реальностью.
— Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
— Теперь можешь говорить.
— Я люблю тебя.
— Нет, я точно сплю.
— Правда.
— Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.
— А ты?
— Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.
— Уже утро. У нас так мало времени.
— Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, — он прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. «Нет, теперь я полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина».
22
На рассвете барабанный бой прекратился. Наступила мертвая тишина.
