судья величественно шагнул вперед.
– Слепые, глупые, дерзкие дети, - сурово обратился он к забывшей свое место черни. - Что за безумие овладело вами? Или вы хотите прогневить Благодетеля, чьи страдания хранят вас от зла? Прекратите эти недостойные выкрики и объедините свои голоса в хвале Автонну; смиритесь и очиститесь…
Камень, просвистев в воздухе, попал ему в лоб, что до глубины души поразило верховного судью. Коснувшись лба рукой, он недоверчиво уставился на свои измазанные кровью пальцы.
Площадь замерла. Люди словно не могли поверить, что у него, как у обычного смертного, течет кровь. Затем тишину прорезали новые крики, множество голосов слились в рев. Новые камни полетели в верховного судью и остальных членов Трибунала, растерянно сгрудившихся на заднем краю помоста.
ЛиГарвол еще раз попытался воззвать к толпе, по его голос затерялся в яростном гуле. Он шагнул назад, вскинув руки в тщетной попытке защититься от булыжников. Отступая, он невольно отыскал взглядом прикованного пленника. Голубые глаза сына Равнара смотрели прямо на него, но в них была лишь светящаяся пустота, и судья с ужасающей уверенностью понял, что перед ним - не смертный, а Злотворный, явившийся в обличье человека, чтобы принести тьму в этот мир.
Гнас ЛиГарвол должен был предостеречь их. Нечестивые, неблагодарные жители Ли Фолеза показали себя недостойными его заботы, - и все же он не мог покинуть их Даже теперь. И он попытался заговорить, но людское море взметнулось приливной волной и захлестнуло его. Чьи-то Руки швыряли его из стороны в сторону, били и рвали, со всех сторон летели плевки и брань. Потом его втащили вверх по деревянной лестнице к краю нависающей над котлом площадки.
Судья понял, что его ждет, но в его душе не было места страху. Автонн защитит своего самого преданного слугу. Время для Гнаса ЛиГарвола словно замедлило свой ход или вовсе остановилось. За долю секунды он увидел всю площадь: бушующую толпу мятежников, терзающих его помощников-судей, осаждающих Сердце Света, взламывающих двери и врывающихся в коридоры, освященные Защитником Автонном. И самое худшее, самое
Кажется, он один видел это: он один обладал незамутненным внутренним взором, проникающим сквозь все покровы. Но Автонн видит все, Автонн поможет…
Верховный судья почувствовал, что его поднимают вверх, и тело его обрушилось навстречу кипящему морю, ушло под воду, едва не задев бессильно колыхавшийся труп Дремпи Квисельда. Какой-то миг он верил, что Автонн защитит его от боли, и тут боль ударила, много страшнее, чем все, что он мог себе вообразить. Но сознание почему-то не гасло. Мгновения растянулись в века, пытка длилась, и ни смерть, ни Автонн не являлись, чтобы положить ей конец.
Он все еще был в сознании, когда пятеро судей, один за другим, с воплями рухнули в котел. Эти мучились недолго. Их крики затихли, и тела погрузились в бурлящую воду. Но искру жизни в истинно праведном человеке погасить было не так легко, и верховный судья продолжал страдать. Над ним вдоль кромки котла склонялись лица его убийц, лица, пылающие гневом и ненавистью. Искаженные рты изрыгали проклятия.
А прямо над ним сияло голубое летнее небо. Крик горького отчаяния вырвался у верховного судьи Гнаса ЛиГарвола, когда он увидел, как огромная тень вздымается, заграждая собой синеву, и узнал в ней облик торжествующего зла.
22
Тредэйн сидел в отцовском кабинете, глядя на стоявшие перед ним песочные часы. Все эти месяцы он расходовал силу, не считаясь с ценой ради достижения цели, и теперь тусклый пепел почти заполнил нижнюю колбу. Светящихся песчинок осталось совсем немного. Их можно было растянуть на много десятков лет, используя их по одной за раз или не тратя вовсе. С другой стороны, их хватило бы на одно настоящее чудо.
Итак?
Он отвел взгляд от стола, осмотрелся. Ни пылинки па полках, книгах и немногочисленных креслах. Чисто было и в соседних комнатах, прежде принадлежавших Равнару ЛиМарчборгу. А теперь - ему.
Или не ему? После яростного бунта на площади Сияния - после убийства шестерых членов Трибунала, в том числе самого Гнаса ЛиГарвола, и нескольких тюремщиков, после освобождения заключенных, пожара, разгоревшегося в здании суда, и последовавшего за всем этим указа дрефа о роспуске Белого Трибунала - некоторые положения закона представлялись довольно зыбкими.
Например, о законном владельце особняка ЛиМарчборгов. По всей вероятности, следовало бы обратиться к дрефу с прошением о восстановлении прав законного наследника, и прошение было бы удовлетворено. Большая часть несправедливо конфискованной Трибуналом собственности по всей Верхней Геции уже возвращена законным владельцам. Однако Тредэйн ЛиМарчборг не потрудился подать прошение, и, следовательно, собственность баронессы Эстины ЛиХофбрунн пока что оставалась во владении ее второго мужа, Крейнца ЛиХофбрунна.
Но барон ЛиХофбрунн, по-видимому, особняком не интересовался. Разумеется, бдительный лорд Крейнц не мог не заметить, что в особняк его покойной жены вселился новый жилец, однако он предпочел закрыть глаза на это обстоятельство. Возможно, тяжба с благородным ландграфом Тредэйном ЛиМарчборгом представлялась ему безнадежной или попросту нежелательной. Как бы то ни было, барон смолчал.
Так что Тредэйн мог спокойно жить в отцовском доме и делать с ним, что ему вздумается. Правда, он не нашел в себе сил на большие перемены. Нанял работника вытереть пыль в комнатах отца и перевез туда свои вещи. Отъезд из дома номер шестнадцать на Солидной площади произошел легко, поскольку почтенный Айнцлаур, освобожденный из Сердца Света бунтовщиками, невредимый, но, естественно, раздосадованный неприятными переживаниями, дал Тредэйну ясно понять, что больше не желает иметь мнимого доктора своим жильцом. Серебряные ауслины Тредэйн давно разменял на банкноты и ценные бумаги, а вещи легко уместились в один саквояж. Теперь все это переехало в комнаты лорда Равнара.
Остальная часть дома осталась нетронутой. Мебель так и стояла в полотняных чехлах, повсюду была пыль, заколоченные ставни не пропускали лучей осеннего солнца. Не дом, а фамильный склеп. Вообще-то давно следовало бы открыть окна, впустить в дом свежий воздух… Он ведь не выходил на улицу уже… сколько? Несколько дней? Дольше? Единственное человеческое лицо, которое он видел за это время, принадлежало мальчишке-разносчику из ближайшей таверны, но и с ним Тредэйн особо не разговаривал. Надо было хоть что-то предпринять. И он обязательно займется всем этим - со временем, когда дойдут руки…
Ни одно дело не казалось ему стоящим хлопот. Его
Он наказал, виновных. Он восстановил справедливость. Заодно он помог свергнуть Белый Трибунал - тоже приятно. Гленниан и ее приятели-Мухи, те, что остались в живых, могут быть довольны. Возможно, довольна и вся Верхняя Геция. Тредэйн догадывался, что это так, но наверняка сказать не мог, потому что не видел Гленниан ЛиТарнграв с того дня, когда она застала его за беседой с Ксилиилом.
Она обещала тогда, что придет еще - и не пришла. Но это не ее вина. Чуть ли не десяток ее записок с просьбой о свидании лежало перед ним на столе. Тредэйн не отвечал на них, и не потому, что не хотел. Хотя весь мир за стенами старого особняка и казался ему сейчас ненастоящим, Гленниан ЛиТарнграв каким-то образом оставалась реальной. Он ясно представлял ее лицо, слышал ее голос, словно она стояла сейчас перед ним. Но, как бы ни хотелось Тредэйну встретиться с девушкой, совесть не позволяла ему тянуть Глен за собой. Конец его нынешнему бесцельному прозябанию мог быть всего один. Сколько бы ни длилась жизнь, после нее его ждало вечное рабство у Ксилиила. Единственное, чем мог он отплатить Гленниан - это отравить ее жизнь.
Лучше ей держаться от него подальше.
