Долгие беседы в ожидании счастливой смерти

назвать их: «В поисках утраченной души».

Сейчас, когда я читаю его письма к дочери и сестре, в голову приходит еще одно уточнение: «В поисках утраченной свободы». Ради этого он и писал.

_________________________

СКАЛЬПЕЛЬ. Что привлекает читателей его писем, интервью, воспоминаний? Интонация — спокойно-бесстрастная. Взгляд из «жизненной ложи». Перед смертью й говорит все. Не щадит никого. И прежде всего — себя. Многим кажется это пределом самообнаженности и самобичевания. «Больно читать, больно следить за тем, как автор рассказывает о себе самом. Будто скальпелем делает разрез на собственном теле» (отзыв читателя- врача).

_______________________

Почему этот скальпель животворен для й? Я нахожу ответ в книге нашего современника — мистика и математика, знатока Каббалы и Талмуда раввина Адина Штайнзальца: «Раскаяние позволяет подняться над временем, дает возможность управлять прошлым, менять его значение для настоящего и будущего».

_____________________

Только один пример из «Тайной шкатулки». Один эпизод: «МИРАЖ».

«…Тем временем кампания против «убийц в белых халатах» приобретала все более широкий размах. Мучительно потянулись свинцовые дни. Мучительно, в каком-то тумане, таяли бессонные ночи. Сменяли одна другую недели, пропитанные страхом. Пока…

Внезапно в редакции зазвонил телефон. Говорил Палецкис — Председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР.

— Йосаде? Приходи в Президиум. Тебе приготовлен пропуск. Сейчас десятый час. Жду тебя ровно в одиннадцать.

Через час я сидел в кабинете президента, у огромного — хорошо помню — блестящего письменного стола. (Почему-то показалось: стол — из слоновой кости).

«Вот два написанных мной рассказа, — сказал он, словно продолжая ранее начатую беседу. — Оба по шесть страниц. Будь добр, прочитай их, но очень внимательно. А я на десять минут выйду.

Я прочитал. Очень внимательно. На одном дыхании… У меня потемнело в глазах. Передо мной лежали две сценки из жизни гетто. Я увидел голодных детей. Услышал выстрелы, крики. Испуганные люди куда-то бежали, спешили спрятаться…Акция уничтожения. Слезы евреев, муки евреев.

Вскоре Палецкис вернулся в кабинет и сел напротив меня. «Прочел?» — «Да». — «Как написано?» — «Гм… впечатляюще.» — «Йосаде, я тебя очень прошу, сделай так, чтобы рассказы были напечатаны в «Пяргале». Я знаю, ты — хозяин там, ты сможешь… Договорились?»

Милая Ася, я вышел из кабинета и еще долго не мог прийти в себя. Я скорее всего был похож тогда на эпилептика, который никак не может оправиться после припадка.

«Неужели Палецкис такой наивный человек и сам не понимает, что теперь такую ересь нельзя печатать?» — спрашивал я себя, а в сердце… Признаюсь, хотя я много лет знал этого честного литовца, настоящего интеллигента, у меня возникло мерзкое подозрение: это провокация…

Конечно, рассказы о гетто журнал не напечатал. Вроде бы, я их показывал редактору, а может, и не показывал, уже не помню.

По разным поводам мне потом случалось встречать нашего президента в Союзе писателей, но никогда, ни словечком он не намекнул о той беседе.

А вскоре, 5 марта 1953 года, умер Сталин».

_____________________

й воскликнул в «Тайной шкатулке»: «Это осталось в памяти как мираж или точнее — спиритический сеанс.»

Мне он комментировал тот же эпизод резче: «Очередное ослепление. А в результате — я помешал Палецкису сказать свое слово в защиту евреев».

____________________

ДЕТАЛИ. Именно исповедальные жанры — дневники, письма — глубоко, порой неожиданно открывают психологию человека. Это доказывает литературовед Л.Я.Гинзбург в своей книге «О психологической прозе».

Это по-своему доказывает и автор «Тайной шкатулки».

Многие детали здесь по-настоящему многозначны. Я долго не верю в то, что й искренне разделял коммунистические догмы. Но вот нахожу в его «Шкатулке» подробность, которую вряд ли придумаешь. Ночами й мысленно беседует с первым секретарем ЦК компартии Литвы А.Снечкусом. О чем? О разном, в том числе — о писателях, литературных героях…

________________________

ПИСЬМА БЕЗ ОТВЕТА. Потом, уже после восемьдесят восьмого, й создает еще несколько «писем» к дочери и сестре. Теперь писать подобное не опасно. Не опасно и отправлять. й в самом деле отсылает эти письма адресатам. Сестра иногда отвечает: «Преклоняюсь перед твоей искренностью». Дочь о письмах отца молчит — будто их и не было. Будто не ей адресованы. Так, в сущности, и есть. Но й злит молчание Аси.

________________________

«МОЕ РУЖЬЕ — ПОЛНАЯ ОТКРЫТОСТЬ», — сказал сегодня й. Точнее всего это относится к его автобиографической прозе. Жаль, в других жанрах ружье не стреляет. Да и вообще, если говорить о литературе, стреляет редко.

Парадокс: й нашел свой жанр. Это подтверждает литовская критика, восторженно отозвавшаяся на появление в печати «Тайной шкатулки». Но что-то мешает й сосредоточиться только на исповеди. Что?

Может быть, инерция: как же! он — драматург, он решил написать цикл пьес на еврейскую тему, он должен доказать себе и другим… А может, мешает ложное понимание иерархии литературных жанров: на первых местах жанры крупные — роман, повесть, драма, а мемуары, дневники, письма будто бы ютятся на обочине… К тому же — в последние годы — «нет сил». Последние силы й отдает пьесам. Исповедь — в прямой ее форме — удел наших бесед (1 октября 94 г.)

Покровы тайны

«В нашей семье много тайных вещей. Все мы друг от друга пытаемся что-то скрыть»…

Это из письма й к дочери. Тут нечему удивляться: да, он очень хочет сбросить покровы и с семейных тайн. Проблема (для меня) в другом: до какой степени может дойти его самораскрытие?

__________________________

«ГРАНИЦЫ ИСПОВЕДИ» зависят от традиции той или иной