рот стальной проволокой, дескать, пусть знают эти болтливые создания, как мешать террористам возвращать народу средневековые традиции.
Изо всех сил я старалась забыть произошедшее, но без особого успеха, словно мое сознание стремилось усугубить ситуацию. Я направилась в сторону посадочной зоны, чтобы зарегистрироваться на свой рейс, и стала в очередь. Паспорт и билет в моей руке действовали на меня, как успокоительное, и напряжение ненадолго спало — ведь на этот раз все мои документы были в полном порядке. С гордостью я показала их служащей. Увидев, что паспорт выдан в Алжире, она спросила, посерьезнев:
— У вас есть вид на постоянное жительство в Канаде?
Я молча вытащила из сумочки подтверждающий мое подданство документ, словно фокусница, достающая из шляпы голубя.
— Пожалуйста.
Служащая вернула мне все документы и пожелала счастливого пути.
Ощущение собственного достоинства — это то, что не имеет цены. Это счастье, когда у тебя все в порядке! Ах, если бы мои дети были свидетелями этого короткого разговора! Долой кошмары!
Ожидая начала посадки на авиалайнер, который доставит меня в страну моих грез, я устроилась в кресле и стала изучать находящихся рядом людей. Это бывает весьма поучительно!
Сцена из супружеской жизни
Еще как поучительно! Даже волнующе. Сидящая передо мной супружеская пара, скорее всего египтяне, тоже ожидала посадки на самолет. Мужчина читал газету на арабском языке, а женщина держала на руках младенца. Два других ребенка смеялись, играя рядом с родителями. Сквозь закрывавшую лицо вуаль женщина посмотрела на меня; трудно было понять, что она обо мне подумала. Завидовала она мне либо обвиняла в том, что я плохая мусульманка?
Странно, но каждый раз, когда я встречаю женщину с закрытым лицом, я задаюсь вопросом, что она думает обо мне. Ее суждение для меня важно, и я была бы огорчена, узнав, что она считает меня падшей женщиной. С таким отношением к себе я часто сталкивалась в Алжире.
Вдруг один из детей упал. Муж отложил газету и быстро поднял малыша. Ребенок плакал, жалуясь, что ушиб ногу. Мужчина напрасно старался его успокоить, а женщина явно была напугана. Она также пыталась успокоить ребенка, но мужчина заставил ее замолчать и принялся отчитывать по-арабски:
— Ты ведь была рядом и могла не допустить этого. А теперь ты его успокаиваешь!
— У меня на руках спящий ребенок, — униженно оправдывалась она.
— Но ты ведь мать, не так ли? — шипел он сквозь зубы, думая, что никто его не понимает.
Опасаясь еще большего гнева мужа, бедная женщина справилась со своими чувствами и замолчала. Продолжая держать на руках грудного ребенка, она усадила упавшего на колени и зашептала ему что-то на ухо. Он сразу же успокоился.
С важным видом супруг вернулся к более интересному занятию — снова взялся за газету.
Мораль этой короткой сценки из арабской жизни: когда идет муж, идут все.
Я старалась представить будни этой беззащитной женщины здесь, во Франции, рядом с докучливым мужем, вдали от родственников. Правда, родственники иногда могут быть для женщины опаснее любого мужчины. Я хотела поговорить с этой женщиной, которая, возможно, оказалась в той же ситуации, в какой когда-то была я, и отчаянно нуждалась в помощи.
Все это снова заставило меня вспомнить свое ненавистное прошлое. Когда, против своей воли, я возвращалась в Алжир с бывшим мужем, то случайно повстречавшаяся женщина почувствовала мой молчаливый призыв о помощи и не постеснялась спросить, не может ли она что-либо для меня сделать.
Теперь ситуация была несколько иной. Муж был рядом, и он никому бы не позволил подойти к своей супруге.
Мне хотелось думать, что эта женщина вовсе не такая несчастная, но я не могла не подойти к ней, тем более что она не сводила с меня глаз. Собравшись с духом, я поднялась и села с ней рядом, на место, которое раньше занимал ее старший сын, игравший теперь в сторонке. Грудной ребенок все еще был у нее на руках, а второй сидел на коленях.
— Они очень красивые, — сказала я по-арабски, чтобы между нами установилось доверие.
— Спасибо, — ответила она скромно, бросив обеспокоенный взгляд в сторону супруга.
Он делал вид, что погружен в чтение, но не смог скрыть своего любопытства и то и дело поглядывал на нас.
— Вы египтянка? — спросила я у женщины.
— Нет. Иорданка, так же, как и муж. Но и его, и мои родственники живут в Египте, и мы едем к ним в гости.
— Вы их давно не видели?
— Почти три года. Я очень по ним соскучилась.
— Зато теперь у вас будет возможность побыть с ними некоторое время.
Удостоверившись, что муж все еще читает, она наклонилась ко мне и сказала:
— Но мы посетим только его родных, а не моих.
— Почему?
— Мои живут в другом городе, в трехстах километрах.
— Триста километров — это ерунда. Вы сможете к ним съездить.
— Нет. Мои родные время от времени навещают меня, — расстроено объяснила она. — Но я не имею права поехать к ним — ни сама, ни с детьми.
Женщина все больше и больше волновалась, так как знала: ее муж, несмотря на напускное безразличие, старается не пропустить ни слова из нашего разговора.
— Его родители старые, а их дочь через несколько дней выходит замуж. Я должна буду готовить и заниматься домашними делами.
— А когда вы вернетесь во Францию, кто будет смотреть за стариками?
Не иначе как в порыве безумного отчаяния она призналась:
— Я слышала телефонный разговор мужа с кем-то из родственников. Он сказал, что непременно вернется туда.
— А что вы сами думаете об этом?
— Ничего не думаю. Все решает он.
Не в силах более сдерживаться, ее супруг опустил газету на колени и посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был точно таким, как и у всех остальных мужчин, уверенных в священном праве навязывать женщине свою точку зрения, свои ценности и, в особенности, свою веру.
— Вы арабка? — сухо спросил он.
— Да, арабка, — твердо ответила я.
— Мусульманка?
— Да, мусульманка.
— Стало быть, вы считаете, что все эти тряпки, надетые на вас, может носить мусульманка?
— Я не позволяю вам говорить со мной в подобном тоне.
— Вы в первый раз едете в Египет?
— В первый.
