— Я бы ни за кого другого не вышла, — сказала она. — Но мы уже были помолвлены. Помнишь, чем это все закончилось? Катастрофой.
— Это было несколько лет назад. Мы оба изменились с тех пор.
— Да, хотя что-то осталось неизменным. Ты все так же хочешь иметь жену, которая будет разрываться между Ширином и Бельферо. Я все так же хочу свободно путешествовать и заниматься своей работой. И какой бы сильной ни была наша любовь, пройдет время — и мы вцепимся друг другу в горло.
— И какой бы сильной ни была наша любовь, мы останемся рассудительными, разумными взрослыми людьми, разве нет? Мы способны договориться и заключить контракт.
— Контракт? — она попробовала слово на вкус. Ее лицо медленно растянулось в улыбке. — Нам что, придется нанимать адвокатов?
— Мы сами будем выступать в этой роли.
— Ты разве не знаешь, что люди об этом скажут?
— Мы докажем им, что они не правы. Ну, давайте, мисс Дивер, изложите свои условия.
— Я должна продолжать свою карьеру, это обязательно. Я должна свободно путешествовать.
— Насколько свободно? Уточните.
— Ну, — она задумалась. — Одна поездка каждые полтора года и продолжительностью не более восьми месяцев.
— Не чаще одного раза в три года и продолжительностью не более трех месяцев.
— Нет, это до смешного неразумно!
— Ваше встречное предложение.
— Ну, каждые полтора года и продолжительностью шесть месяцев.
— Каждые два года и продолжительностью максимум шесть месяцев.
— Хм, ну, это совсем не так уж плохо. Хорошо, я могу согласиться на это условие, если ты хочешь.
— Хорошо, об этом договорились. Что еще?
— Я буду продолжать читать лекции, и в мой адрес не будет поступать обвинений и упреков в недопустимости выступать на сцене.
— Согласен. Но разве ты слышала от меня хоть один такой упрек?
— В этом — нет. Я продолжу писать и публиковаться под своим собственным именем. Я не буду давать тебе свои рукописи для проверки, если у меня не будет в том потребности, и ты не будешь радикально определять их содержание.
— Я никогда не стремился к редакторской деятельности. Но есть одна поправка. В твоих книгах никогда не будет описаний нашей семейной жизни, наших друзей, там не будет ничего личного.
— Согласна. Я не торговец скандалами, меня это не интересует. Я буду получать за работу деньги, и это будут мои деньги, которые я буду тратить по своему усмотрению.
— Прекрасно, если только ты их не будешь использовать для финансирования анархистов.
— Хорошо, никаких анархистов. Я буду читать все, что хочу, есть и пить то, что хочу, носить то, что хочу, ходить туда, куда хочу, не спрашивая чьего бы то ни было разрешения, и сама буду выбирать себе друзей, независимо от того, нравятся они тебе или нет.
— Согласен при условии, что ты не будешь при этом нарушать закон и не будешь никому навязывать свои вкусы, пристрастия и поступки.
— Некоторые законы несправедливы, и их нужно переступать.
— Лучше менять.
— Это слишком медленный процесс! Но я обещаю, что приложу все разумные усилия, чтобы не оказаться в тюрьме.
— Думаю, ваши пожелания будут исполнены. А теперь несколько условий с моей стороны. Первое: ты можешь дружить с кем хочешь, но ты не будешь навязывать мне общество тех, кто мне неприятен, в качестве гостей в Бельферо или Ширине.
— Разумно.
— Ты не будешь завязывать дружеские отношения с мужчиной, склоняющим тебя к встречам наедине как в частных, так и в общественных местах.
— Согласна, если ты сам не будешь позволять себе подобное с другими женщинами.
— Распоряжение деньгами и имуществом в'Ализанте останется в моих руках. Будут приветствоваться твои пожелания и советы, но конечное решение будет оставаться за мной. После того, как решение принято, ты не будешь его оспаривать и примешь без возражений.
— Очень хорошо.
— И, наконец, когда ты забеременеешь…
— Что?
— Да, когда ты забеременеешь, на протяжении всего срока ты будешь направлять все свои порывы на благо ребенка…
— Тебе не нужно мне об этом говорить, Гирайз!
— И после рождения ребенка в течение четырех лет ты не будешь оставлять его более чем на двадцать два дня…
— Ага, я вижу, куда ты клонишь, но так не пойдет. После рождения ребенка я согласна не оставлять его более чем на семь дней при условии, что ребенку будет разрешено ездить со мной время от времени в экспедиции…
— Что?
— Ну а почему бы и нет?
— Ты же не потащишь наследника в'Ализанте на Бомирские острова или в леса Орекса, где он может закончить свои дни в котле дикарей? Не забывай о законе, предписывающем заботу о ребенке. Истинное благополучие ребенка требует присутствия обоих родителей, поэтому ты не можешь увозить его от отца на длительный срок. Боюсь, тебе придется помнить об этом…
— Ты прав, это будет несправедливо. Поэтому, Гирайз, ты должен быть готов к жертве — тебе иногда придется ездить с нами. Ради ребенка.
— Но ребенка ведь еще нет.
— Но ты сам поднял эту тему. Послушай, это ведь будет так здорово!
— Да, может быть, и совсем неплохо, у меня появился вкус к путешествиям. Но каждые два года? Нет, может быть, раз в пять лет.
— Четыре.
— Согласен. Что-нибудь еще?
— Нет. Я всем довольна, — сообщила Лизелл. — Все условия приняты. Я почти стала женой.
— Тогда давай скрепим сделку.
Он поцеловал ее прямо на дорожке, совершенно не обращая внимания на десятки прохожих, смотревших на них с удивлением и неодобрением. Казалось, город каруселью закружился вокруг них. Когда он отпустил ее, лицо ее пылало, дыхание перехватило и она чувствовала себя опять счастливой, как никогда прежде.
— Ты знаешь, это все для нас, — произнесла она, когда смогла говорить.
— Что, Лизелл?
— Весь мир и все его радости.
