— Только без обид, дядя Кипроуз.
Не спуская глаз со всхлипывающей Фрайбанни, персоны сделали шаг вперед. Три мясистые руки зависли в воздухе. Фрайбанни съежилась, а Друвин ударил по ближайшей руке, отбросив ее прочь. Владелец руки перевел непонимающий взгляд с Фрайбанни на руку и обратно. Персоны издали тихое урчание.
— Что бы он ни сделал с собой, мозги его явно не в порядке, — высказал свое мнение Друвин. — Он — полоумный. Все трое.
— Не говори в таких выражениях о своем дяде! — увещевала его Фрайбанни. — Он — величайший гений. Кипроуз, дорогой Кипроуз, ты узнаешь свою сестру?
И вновь сопрано Фрайбанни привлекло внимание персон, они заурчали и двинулись вперед. Леди истошно закричала, а Друвин, пытаясь помочь матери, неразумно решил воспрепятствовать наступлению. Обеими руками он изо всех сил толкнул ближайшего дядю в широкую грудь. Персона, размахивая руками, будто крыльями, сделала несколько неверных шагов назад и, не сумев удержать равновесия, плюхнулась на мозаичный пол. Толстяк посидел так немного, потом осторожно поднялся и заковылял вперед. Выражение его лица при этом оставалось по-прежнему равнодушным. Урчание уступило место низкому ворчанию, значение его было неясно, но зрелище вызывало тревогу. Однако Друвин не двинулся с места.
— Послушай, Друвин, может, лучше уйти? — нервно предложил Прук.
— Никуда я не пойду. Вы, трусливые душонки, будете меня поддерживать или нет? — прорычал Друвин.
После короткой заминки оба братца нехотя встали по бокам от него, образовав живую стену между матерью и их псевдодядюшками.
Персоны, хоть и недалекие умом, оказались способными делать выводы из собственного опыта. Не ожидая дальнейших провокаций, они ринулись в атаку.
Три здоровенные руки мощно размахнулись, и близнецы, застигнутые врасплох, не успев ни увернуться, ни защититься, получили каждый по сильнейшему удару. Друвин тяжело рухнул на пол, проехал по нему и врезался в скамейку. Вазм, завертевшись, как юла, ухватился за одну из витых колонн, что и спасло его от падения. Прук пронесся на всех парусах по полу, запнулся о низкий порожек, кувыркнулся и вылетел из беседки. Поднявшись с травы, он стал ощупывать челюсть.
— Мальчики! — взлетали к небу вопли Фрайбанни. — Друвин!
Но Друвин, оглушенный болью, ответить не мог.
— Мой любимый! — Фрайбанни попыталась подбежать к своему поверженному сыну, но персоны преградили ей путь. — Выпусти меня! Кипроуз, пусти меня к моему мальчику!
Персоны равнодушно рассматривали ее. Один из них протянул руку, чтобы потрогать ее разметавшиеся кудряшки.
— Ребенок нуждается во мне! — Фрайбанни колотила кулачками в грудь ближайшего толстяка, а затем, обезумев от горя, пихнула его плечом в живот. С таким же успехом белка могла бы сражаться с горой. Персона безразлично смотрела вниз: разглядывая то ли женщину, то ли разукрашенный пол.
— Друвин! Мама идет! — Фрайбанни, распалившись во гневе, задрала юбку и заостренным носом шлепанца на высоком каблуке ударила персону под коленную чашечку. Двойник Кипроуза злобно заворчал, его голубые глаза сощурились. Но Фрайбанни этого не заметила. Увидев, что путь по-прежнему закрыт, она встала персоне на ногу, со всей силы погрузив острый каблук в ступню толстяку. Тот безуспешно пытался выдернуть стопу.
— Мама идет! — кричала Фрайбанни.
Персона передернулась всей массой, с минуту изучала взбесившуюся женщину, затем подняла руку и нанесла удар. Удар пришелся Фрайбанни в шею. Описав в воздухе дугу, она упала головой вперед. Конечности ее дернулись, и женщина затихла — с застывшим взглядом и открытым ртом. Персоны подошли к ней и слегка пнули ее босыми ногами. Она не шевелилась. Вскоре они потеряли к ней интерес и направились прочь.
Как только персоны удалились, братья сползлись к распростертой матери. С первого взгляда было ясно, что она мертва. Об этом красноречивее всяких слов говорил неестественный залом шеи и остановившийся взгляд остекленевших глаз. Сыновья заговорили вполголоса:
— Она умерла. Дядя убил ее!
— Он умертвил ее!
— Что нам теперь делать? Властям сообщать об этом нельзя — это семейное дело, и больше оно никого не касается.
— К тому же дядя и есть власть.
— Который из них сделал это? — Говорящий смотрел долгим взглядом в обрюзгшие спины удаляющихся. — Который ударил маму?
— Тот, что слева, ближе к колонне.
— По-моему, тот, что в середине.
— Врешь, слепой крот!
— Готов поспорить. Ставлю триста пайтов на дядю в центре. У него на ступне будет синяк.
— Какой синяк?
— Который мама поставила ему, прежде чем он ее ударил.
— Молодец старушка!
— Какое это имеет значение, кто из них ее убил? — нетерпеливо перебил их Друвин. — Они абсолютно одинаковые, так какая разница?
— Ну, Дру, ты такой бесчувственный…
— Я скажу вам, что имеет значение, — продолжал Друвин. — Когда в городе узнают о смерти мамы, то, если мы не будем держать ухо востро, народ подумает, что это сделали мы.
— Мы! Убили свою родную мать?! У тебя не мозги, а навозная куча. С чего это вдруг подумают на нас? Почему?
— Решат, что мы захотели завладеть ее драгоценностями, чтобы продать их, — коротко объяснил Друвин. — В той дыре всякий знает, как у нас идут дела. Все знают, нам нужны деньги.
— Продать ее драгоценности? Никогда даже в голову такое не приходило. — Глаза Прука с интересом остановились на унизанных перстнями пальцах умершей матери.
На лбу у Вазма заблестели капельки пота.
— Несправедливо! Мы пытались помочь ей. Не наша вина, что она умерла! И мы не виноваты, что дядя растроился и сошел с ума! — В голосе близнеца слышались истерические нотки.
— Это также не имеет значения, — сообщил ему Друвин. — Самый насущный вопрос — что нам делать сейчас?
— Можем сбежать в Неронс.
— Ну и болван. Тогда все будут уверены, что мы виноваты.
— Можно спрятать мамино тело. Никто и не узнает, что она умерла.
— А можно сказать, что она случайно упала с лестницы и свернула себе шею.
— Мы могли бы написать королю. Сдали бы дядю. Свихнувшийся дядя не должен использовать свою силу для самообороны.
— А ведь его наследники — мы, не так ли?
Как будто услышав, о чем идет речь, три персоны развернулись и заковыляли в сторону братьев. Вазм, Прук и Друвин подскочили.
— Он все слышал! Значит, он не совсем свихнулся!
— Здесь нельзя разговаривать. Здесь даже думать нельзя.
— Пошли. Самое подходящее место — «Бородатый месяц». Выпьем эля и решим, что делать.
— А маму оставим здесь?
— Ты хочешь взять ее с собой?
Тройняшки поспешно ретировались, дружно перемахнули через ограду беседки и помчались к проходу в кустах в дальнем конце поляны. Персоны наблюдали за ними не мигая, но преследовать не стали.
Вазм, Прук и Друвин наперегонки бежали по коридорам лабиринта. На побелевших лицах ярко выделялись веснушки, глаза выпучены. Но вдруг кровь прилила к их мертвенно-бледным щекам: повернув
