залпом. Пуля врезалась в камень над головой Элистэ, она испуганно вскрикнула и кинулась в открытую дверцу. Аврелия, всхлипывая, поспешила за ней. Позади шла схватка; впереди – сплошной мрак.
Когда выстрелил первый народогвардеец, Байель во Клариво ответил тем же и уложил противника, Но пуля, посланная вторым солдатом, вошла юноше точно между глаз, убив его на месте. Во Мерей и третий гвардеец – их разделяло не более семи-восьми футов – выстрелили одновременно. Гвардеец рухнул, но и Мерей опустился на пол, раненный в грудь. В живых остался один народогвардеец. Обогнув упавшего кавалера и едва глянув на Цераленн, он бросился к тайному ходу. Во Мерей чуть приподнялся, наставил второй пистолет и нажал курок. Раздался выстрел, брызнула кровь, гвардеец повалился на пол. Кавалер выронил пистолет и откинулся на спину; он задыхался.
Цераленн опустилась на колени, взяла его за руку и крепко сжала. В углу валялся опрокинутый фонарь, продолжая гореть. В его неверном свете Цераленн видела смертельную рану кавалера, различала его лицо с заострившимися чертами и характерной синюшной бледностью. Она застыла над ним, в глазах блестели слезы.
– Графиня? – с трудом прошептал он.
– Я здесь. Мерей.
– Я вас не вижу, в глазах все плывет.
– Это пройдет. Мы отнесем вас к хирургу. Организм у вас могучий, через несколько недель вы будете на ногах.
– Мы никогда не лгали друг другу, не стоит начинать и сейчас.
– Не стоит.
– Где девушки?
– Убежали в подземный ход.
– Ступайте за ними.
– Через минуту. Нет нужды спешить, здесь нам ничто не грозит. Вы спасли нас. Мерей, слышите? Вы всех нас спасли. – Пока она говорила, наверху по половицам загрохотали шаги. Для Цераленн этот грохот был оглушительней пушечной канонады, но кавалер ничего не услышал. У него начались судороги, он едва не раздавил ей руку. Сверху обрушился сноп яркого света. Положив ладонь ему на щеку, она осторожно и нежно отвернула его лицо от лестницы.
– Вывезите девушек за границу, графиня. Будьте благоразумны хоть на этот раз.
– Я в точности исполню ваш совет. – Гром сапог на верхней площадке. – Мы проследуем в Стрелл, где присоединимся к тем многим, кто обязан вам жизнью. Вы славно потрудились, кавалер. Благородно, поистине благородно.
От этих слов глаза его на миг вспыхнули. Он вздохнул, и жизнь отлетела от него. Цераленн стояла на коленях у мертвого тела.
Четверо народогвардейцев спустились по лестнице. Они на миг замерли при виде последствий побоища – пять трупов, море крови, едкая гарь пороха, старуха, держащая за руку мертвеца и не обратившая на них внимания, – но тут же быстро пришли в себя. Трое бросились в подземный ход, четвертый остался охранять дверцу. Вскоре эхо донесло до него радостные крики товарищей:
– Гляди – бонбошки! Бонбошки!
Самых юных и красивых девушек называли бонбошками Кокотты.
Ход был кривой, узкий, низкий и сырой. Первые несколько футов еще можно было что-то разглядеть благодаря слабому свету, проникавшему из подвала. Далее – тоннель непроглядного мрака, и никто не ведал, сколько он тянется. Девушки остановились на границе тьмы, не зная, как быть – вернуться или идти вперед. Наконец Элистэ, взяв на себя ответственность, распорядилась продвигаться цепочкой вперед. Остальные с готовностью повиновались, радуясь, что теперь у них есть старшая. Они осторожно пошли, согнувшись под нависающим сводом: Элистэ первая, за ней Аврелия, одной рукой цепляясь за плащ кузины, другой – за накидку Кэрт. Элистэ по-прежнему несла саквояж с Принцем во Пухом, выставив вперед свободную руку и, прежде чем шагнуть, всякий раз Пробовала землю ногой.
Они продвигались медленно, неуверенно, но все-таки продвигались. Элистэ отклонилась вправо и облегченно вздохнула, ощутив под пальцами грубую кладку стены тоннеля. Сквозь перчатку просочилась холодная сырость. Теперь можно было прибавить шагу: в темноте легче идти, держась за стенку, как-никак стена вселяет уверенность. Но где остальные – Цераленн, Мерей, Байель? Куда они подевались?
«Немного отстали, – успокаивали она себя. – Сейчас они нас догонят. Обязательно».
И действительно, сзади раздались шаги, блеснул луч света. Элистэ обернулась и увидела преследователей – свору народогвардейцев. Тоннель огласился радостным улюлюканьем. Беглянки рванулись вперед, но что они могли – напуганные, растерянные, да еще в длинных юбках, которые путались в ногах? Гвардейцы их быстро нагнали. Элистэ оцепенела, с ужасом осознав, что ее и в самом деле схватили. Она инстинктивно влепила мерзавцу пощечину – так в свое время она ударила бы дерзкого серфа, – и тот, быстро среагировав, отвесил ей такую оплеуху, что она вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли.
– Вы арестованы, бонбошки, – без всякой злобы сказал один из гвардейцев. – Пошли.
Обратный путь они проделали быстрым шагом, причем пленницы двигались словно во сне. Сопротивляться в любом случае не имело смысла: детины, от которых разило чесноком, были им не по силам. Гвардеец небрежно держал Элистэ одной рукой, но его пальцы сошлись на ее предплечье в такой мертвой хватке, что ее рука занемела. Они снова прошли через хитрую дверцу, теперь переставшую быть тайной, и взорам девушек предстал усеянный окровавленными телами подвал. Кавалер во Мерей, чьи зоркие глаза навечно закрылись; три мертвых народогвардейца; юный Байель во Клариво с обезображенным лицом, при виде которого глаза у Аврелии чуть не вылезли из орбит. Она прижала руку ко рту, подавляя рвущийся крик.
Элистэ же первым делом ощутила не горе и не ужас, а тошноту. В животе сделалось муторно, ее чуть не вырвало Хватая ртом воздух, она беззвучно молилась о выдержке. Ей не хотелось опозорить ни себя самое, ни бабушку, которая стояла, гордо выпрямившись, с сухими глазами. Тошнота отпустила. Элистэ заметила, что страж Цераленн успел прибрать к рукам ее саквояж – обычное дело для этих стервятников в человеческом обличье. Судя по бесстрастному выражению лица гвардейца, он еще не понял, что стал
