– Почему?…
– Потому что Шишка зажарит мое сердце на вертеле. - Не дожидаясь ответа, мальчишка вскочил и выкрикнул во все горло: - Шишка! Он очнулся! - Она велела мне ее позвать, - пояснил он Рениллу.
Шишка. Имя, обычное для отверженных. Безымянные, в соответствии со своим наименованием, пользовались кличками вместо имен. В данном случае прозвище, как видно, произошло от узловатых суставов на пальцах.
– Шишка… твоя мать? - осторожно поинтересовался Ренилл.
– Моя мать? Тьфу! - мальчишка красноречиво сплюнул.
– А если ты дашь мне чашку воды, Шишка тоже зажарит твое сердце? - Ренилла все сильней мучила жажда.
– Сам у нее спроси! - оскалился мальчишка, и тут же смягчившись, добавил не без вызова: - Все равно чашки нет. Если Высокочтимый так хочет пить, придется ему пить из посудины, которой касались губы множества Безымянных.
Ренилл согласно кивнул. Мальчишка удивленно округлил глаза и поспешно наполнил из стоявшего в углу глиняного кувшина ковшик. Вернувшись к Рениллу, он нерешительно переспросил:
– Ты правда будешь это пить?
Ренилл опять кивнул, без труда приподнялся на локте. Парнишка встал на колени, поднес ковшик к губам больного и с изумлением следил, как тот выпил все до последней капли.
Неописуемое облегчение для пересохших губ и глотки. Ренилл откинулся назад и прикрыл глаза. Когда он снова открыл их, перед ним стояла женщина по имени Шишка. Вокруг нее толпились пять или шесть заморенных детишек разного возраста. Хотя нет, поправился он. Заморенными и оборванными было пятеро. Шестой, мальчик лет семи, оказался пухлым и бледнокожим, в добротной, крепкой одежде. Он стоял, цепляясь за подол Шишки. Остальные малыши держались чуть в стороне.
– Так-так. Поправляется, - заметила Шишка.
– Он выпил нашей воды! Из общего ковша! - Доложил, словно не веря самому себе, будущий вор:
– И что тут удивительного? Он же Высокочтимый, а у них нет души, так что им нечего опасаться за ее чистоту, - спокойно возразила Шишка. - Зеленушка, ты не только бездельник, но и болван.
– Зато ты походишь на сушеную крысу, которую насадили на два сучка, - без запинки огрызнулся Зеленушка.
– Ах ты, гнида паршивая, ну погоди…- Высвободив подол, она бросилась на сорванца, но тот легко отскочил в сторону. - Прочь с моих глаз!
– Хватит и того, что тебе меня не достать, - насмехался обидчик.
Шишка вдруг нагнулась, подхватила с земли палку и запустила в мальчишку. Зеленушка пригнулся, и снаряд, просвистев у него над головой, врезался в нависающую крышу. Мальчишка дерзко показал женщине язык.
– Останешься сегодня голодным, - сообщила ему Шишка. - Обойдешься без овсянки.
– Невелика потеря, она давно прокисла!
– И завтра.
– Того лучше. Больше останется твоему вислощекому любимчику! - Зеленушка кинул презрительный взгляд на толстого мальчишку, снова вцепившегося в подол Шишкиной юбки.
– Не смей так говорить о моем Слизняшке, он стоит десятка таких как ты. Он еще получит имя! А вот ты заработал порку.
– Сперва поймай, старушенция!
– Паршивец, вообще жрать не дам!
– Только грозишься. Заморишь меня голодом, и кто тогда будет за меня платить, за покойника-то?
– Ах, какой мудрец, как он много понимает! А скажи-ка мне, мудрый Зеленушка, вот помрешь ты, и кто о тебе вспомнит? Кто о тебе расскажет, кто разнесет ужасную весть. А? - Она подождала, но не услышала ответа и обратила презрительный взгляд на окружавших ее малышей. - Кому вы все нужны, хоть живые, хоть мертвые?
Кто-то из ребятишек помладше расплакался. Даже раскормленный Слизняшка изобразил на мордочке беспокойство.
Ренилл поспешил воспользоваться горестным затишьем.
– Добрая Шишка, я прошу твоей помощи. - Он не удержался, и перешел с жаргона Безымянных на правильную речь. - Во имя милосердия, избавь меня от этой падали.
– Вот она, твоя благодарность! - Теперь она обрушилась на Ренилла. - Неужто Высокочтимый уже забыл, что эта падаль, как он ее называет, вытянула яд из его крови?
– Даже если это и так, она сделала свое дело, и…
– Он, оказывается, врач! Он такой благородный, такой ученый, он презирает варварское лечение желтолицых! Ведь они, эти желтолицые, просто дети! Что ж, пусть его думает, что хочет. Разве мой муж не убил палкой эту самую вивуру? Разве без него Высокочтимый не лежал бы сейчас холодным трупом? Жрецам-то ведь и в голову не пришло, что их добыча спряталась среди Безымянных. А вот вивуры - вивуры умнее своих хозяев. Вивура погналась за ним и уже настигла бы, кабы не мы!
– Я очень благодарен…
– И как же ты проявишь свою благодарность?
– Увы, мне трудно размышлять, когда такое зловоние окружает нас, и столько кружится здесь мух…
– Неужто нет конца твоим жалобам? Ну что ж, будь по-твоему. Помни, ты сам того хотел! - Шишка нагнулась над ним и распустила повязку. Трупик ящерицы соскользнул наземь, увлекая за собой мух. Обнажившаяся кожа оказалась намазана глинистой мазью с ароматом трав - средство, по твердому убеждению Ренилла, куда больше способствовавшее его выздоровлению, чем останки вивуры.
– Ну вот… - Шишка присела на пятки.- Теперь ты доволен?
– Более или менее.
– Тогда пора поговорить о расплате. На Высокочтимого потратили немало времени и извели немало драгоценных целебных снадобий, так что будет справедливо…
– Что мне пришло в голову, Шишка,- окликнул ее Зеленушка, державшийся на безопасном отдалении от кулаков своей опекунши. - Может, у этого загнанного ящерицами Высокочтимого где-то есть семья, родня, которая готова заплатит за съеденную им овсянку. Может, они согласятся посылать тебе пару цинну в месяц, а то и больше, чтоб он не помер, но и не показывался им на глаза. Почему бы тебе не оставить его в своем зверинце? Выгодное дельце!
– Пошел вон,- прикрикнула Шишка.
– Нет, ты меня послушай, - настаивал Зеленушка глядя на нее круглыми глазами. - Его деньжата ты уже прикарманила, а если тебе этого мало, что еще остается? Разве что выкуп? Хотя это не выгорит, здесь нет ученых нацарапать писульку. Увы!
– Еще одно слово, и я выгоню тебя на улицу, живи как хочешь! - Мальчишка промолчал, и Шишка добавила: - Со всем твоим выводком!
Испуганные детишки зашмыгали носами.
Сценка была не лишена интереса, но Ренилл не мог сосредоточиться на ней. Голова опять кружилась, а веки, словно свинцовые, закрывались помимо воли. Он дал им сомкнуться, и тотчас же умер для этого мира.
Вновь он проснулся уже в серых сумерках. Вокруг никого не было. В горле снова пересохло, но все же он чувствовал себя более-менее здоровым, хотя по-прежнему неприлично слабым, что и обнаружилось, когда он попытался дотянутся до кувшина с водой. Не то что не встать, даже не сесть толком. Все, на что его хватило, это проползти на четвереньках несколько ярдов запекшейся грязи, отделявшей его от глиняного сосуда. Когда Ренилл, наконец, добрался до цели, ему пришлось передохнуть, прежде чем зачерпнуть ковшиком воду и жадно выпить.
Так-то лучше. В голове прояснилось, и горло не так дерет. Зато есть хочется, как никогда прежде. Ренилл попил еще и распластался рядом с кувшином, пытаясь занять голову чем-нибудь, кроме мысли о грызущей боли в животе.
Сколько вопросов. Вивури… избавился ли он от них? Как видно, жрецы просто не могли представить, чтобы беглец, даже в последней крайности, вздумал искать приюта в жилище Безымянных. Мимо этого
