Если же Лучезарная восстанет против Сынов Отца, мы оплачем в сердцах наших ее духовную пустоту и станем искать иных, истинных намерений Аона-отца относительно гочанны.

Молитва и медитация оттачивает духовное зрение. Мы провидим ответ.

Может статься, что дочь гочаллы ожидает высшая и святейшая слава. Если она окажется достойной, то познает высшую близость с Отцом. Ей, Избранной и Возвышенной из всех женщин, выпадет впитать и восполнить жизненную силу божества, и в последней агонии телесной гибели достичь совершенного самоотречения, кое есть Вечность.

Будущее скрыто в тени, и судьба юной гочанны еще не определена. Но великий закон взаимной зависимости смертных остается неизменным., и да не усомнится Лучезарная гочалла, что ее решение повлечет великие последствия.

Да дарует Отец ей мудрость.

Гочалла аккуратно отложила письмо. Не было нужды перечитывать его - каждое слово глубоко врезалось в память. Одна фраза звучала для нее особенно ярко: «…в последней агонии телесной гибели достичь совершенного самоотречения, кое есть Вечность».

В последней агонии…

Джатонди умрет в муках, если ее мать откажется поддержать ВайПрадхов.

Они хотят править именем своего голодного бога. Кандерул превратится в огромную кормушку Аона, в его охотничьи угодья. Пиршество будет продолжаться, пока останется хоть один человек, подходящий его алчной утробе. А когда припасы закончатся, Отец обратится к остальному миру, где найдется свежая сытная пища.

Сыны оправдали все ее опасения, и оказались еще страшнее, чем думала гочалла.

Она правительница. Пусть даже она лишена реальной власти, подданные еще почитают свою гочаллу. Если она решительно отвергнет Сынов, ее слово будет достаточно веским. Достаточно, чтобы утвердить владычество Вонара над Авескией. Достаточно, чтобы погубить Джатонди.

…в агонии телесной гибели…

Откинув назад голову, зажмурив глаза, гочалла с исказившимся лицом испустила звериный вой ярости и горя.

12

– Раз… два… три, продано! Сершину Мерланю за сумму сорок биквинов. Сершин, прошу вас получить вашу собственность.

Под смешки и редкие аплодисменты Сершин Мерлань, заметно пьяный, прошагал к импровизированному подиуму, возведенному в бальном зале резиденции и получил свою покупку: вечерний костюм с широким белым галстуком, вышитым черным жилетом, высоким шелковым цилиндром и бальными туфлями. Когда Сершин примерил пиджак и шляпу, смешки стали громче. Прежний владелец, торговец Бергю Фойсон, недавно умерший от холеры, был тощим маленьким человечком с солидной лысиной. Покупатель же отличался высоким ростом и крепким телосложением. Пиджак на его плечах натянулся, грозя лопнуть по швам, а шляпа примостилась набекрень на самой макушке круглой курчавой головы.

Сершин, растопырив руки, прошествовал к своему месту в зале, и смех постепенно стих, сменившись выжидательным молчанием.

Распорядитель аукциона, Тувилль во Файбриз - хозяин Сапфирной плантации, казавшийся еще моложе своих двадцати шести лет благодаря стройной фигуре и младенческому личику - наконец выставил на торг истинный алмаз среди наследства покойников, настоящий гвоздь программы.

Во Файбриз, несмотря на мальчишеское личико, обладал скрытой артистической жилкой, которая пришлась очень кстати. Он заставил зрителей дожидаться больше двух часов, пока распродавались мыло, одежда, бритвы, мясные консервы, оружие, патроны, игры и сувениры, искусно подогревая нетерпение зала.

И вот наконец…

– Номер двадцать. Невскрытая упаковка лаванского табака, вес две третты, - объявил во Файбриз. - Коробка первосортных убуринских сигар, в количестве сто восемь штук. Возможно, последние сигары в резиденции! Подумайте, джентльмены - последние сигары! Одна третта чая «Золотое сердце», непревзойденный аромат, радость гурмана. Упаковка кофейных зерен сорта Ризаро, обжаренных до густого бронзового оттенка. Ничто так не будит грешные страсти, как кофе Ризаро - но к чему упоминать о том, что известно каждому? Один ящик шампанского с виноградников в'Иссерой. Настоящий золотистый рай! Сухое, как ветер из пустыни. Шесть бутылок бренди «Старый Фабекью», дореволюционное, с этикетками коммуны Дерриваль. У меня нет слов! Выставляю на аукцион по одному предмету, начиная с табака. Дамы и господа, две третты превосходного лаванского! Ваши предложения?

– Отдам все, что имею, вплоть до будущего наследника! - предложил один из молодых служащих гражданского управления. Аудитория вежливо захихикала.

Шутка казалось смешной первые раз десять.

– Душу продам! - выкрикнул кто-то другой, вызвав одинокие смешки.

Тоже старая шутка, а смеяться среди изматывающей жары, опасностей, неустроенности и общего горя становится все труднее. Трудно смеяться, когда день и ночь свистят пули, когда над головой багровые облака, а под ногами вражеские саперы, когда холера уносит все новых и новых друзей и близких, и кладбище растет на глазах. Смеяться с каждым днем все труднее, но нужно сохранять достоинство, и потому в таких обстоятельствах люди пользуются любым случаем повеселить общество. Примером тому - представление, устроенное Сершином Мерланем. Что касается неуклюжих выходок и затасканных шуточек, они, при всей их надоедливости, нужны, как воздух. Больше всего, быть может, мучает осажденных невозможность потакать привычным маленьким слабостям. Распродажа имущества погибших - теперь единственный способ обзавестись вещами, которые недавно казались необходимыми для жизни, а теперь превратились в настоящую роскошь. К счастью для оставшихся в живых, подобные аукционы - прозванные «Дележ наследства по-зулайсански» - случались все чаще.

– Кто начнет? - поторопил во Файбриз.

– Десять новых рекко, - отчетливо проговорил второй секретарь Фескье Шивокс. Ни одна бровь не поднялась в удивлении от цены, за которую в обычных условиях можно было купить три коробки наилучшего табака. Цены в стенах резиденции давно не имели никакого отношения к рыночным за ее пределами.

Торговля продолжалась, во Файбриз искусной игрой разжигал азарт, и в конце концов жестянкой табака завладел Фескье Шивокс, выложивший за неё двадцать два новых рекко. Затем он же купил, по столь же вздутым ценам, сигары, чай и шампанское. В карманах у него было не пусто, однако и второй секретарь, скорее всего, воздержался бы от подобного мотовства, если бы не восторженные восклицания Цизетты, приветствовавшей каждый его успех.

Цизетта, ясное дело, восхищалась вкусом второго секретаря, не меньше, чем его умом, успехами, изысканностью манер, формой усиков и красотой души. Конечно, врожденная скромность заставляла ее скрывать свои чувства, но они то и дело прорывались наружу в восторженных взглядах, легких улыбках и милых жестах, выражавших младенческое доверие. Шивокс, разумеется, все видел и не мог остаться равнодушным. Он пока воздерживался от словесных заявлений, однако его манеры стали вдруг тошнотворно галантными.

Ренилл, жертва светских условностей, волей-неволей должен был наблюдать за развитием действия из первого ряда. Даже в осажденной крепости молодая незамужняя девушка не могла появляться нигде без сопровождения опекунов: Ниена и Тиффтиф во Чаумелль. А Тиффтиф, трепетно относившаяся к соблюдению приличий, считала своим долгом проявлять постоянное внимание к племяннику мужа, каким бы неприятным ни казался ей этот молодой человек. Ренилл скоро понял, что переспорить ее в этом вопросе невозможно, и сдался. Служебные обязанности довольно часто предоставляли ему законный повод для бегства, и все же слишком часто он оказывался прикованным к тетушке. Данный случай служил ярким примером тому. По доброй воле он ни за что не явился бы на этот аттракцион. Распродажа имущества

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату