домом. Нуглазей, глазей, только… черт! А по телевизору, мадам, ничего не показывают? Может, мне футболку купить с надписью: НЕ БОЙТЕСЬ — НЕ ИЗНАСИЛУЮ. Могла бы пригодиться в пути. Раза три на дню пришлась бы кстати. Вокруг полно старых леди, у которых есть сомнения на этот счет. Ну что она там? Выбирается из кресла — ноги в сандалиях, как палочки. Сказать что-то хочет, о боже…
— Извини, друг, подожди минутку.
Леви свернул наушники на сторону.
— Что?
Вроде бы после стольких усилий, потраченных на вставание и подзывание Леви, ей полагалось сказать что-нибудь эдакое: у меня в доме пожар, не могу снять с дерева кота. Не тут-то было.
— С тобой все в порядке? — спросила она. — Выглядишь ты неважно.
Леви вернул наушники на место и продолжил путь, но женщина по-прежнему делала ему знаки. Он снова остановился, снял наушники и вздохнул.
— У меня был тяжелый день, сестра, так что если вам ничего не нужно… Может, надо помочь? Внести вещи?
Между тем женщине удалось подобраться поближе. Она преодолела две ступеньки и вцепилась обеими руками в перила, чтобы не упасть. Костяшки у нее были серые и пыльные, а на венах можно было драть басы.
— Я знала. Ты ведь рядом живешь, да?
— Что, простите?
— Думаю, я знаю твоего брата. Это наверное он, кажется, он. — Когда она говорила, ее голова слегка тряслась. — Нет, точно он. Нижняя часть лица у вас одинаковая. У тебя такие же скулы.
С точки зрения Леви, у нее был кошмарный, смешной акцент. В его мире черные были горожанами. Островитяне и провинциалы представлялись ему диковиной, полумифическим пережитком прошлого. Чем-то вроде Венеции, в которую их возил Говард: Леви не мог избавиться от чувства, что этот город со всеми его жителями — сплошное надувательство. Не бывает городов без асфальта. И что это за водное такси? То же недоверие он питал к фермерам, к людям, которые что-нибудь плетут или вышивают, и к своему учителю латинского.
— Ага… Ну я пойду, ладно? У меня дела и… Вы бы не вставали, сестра, упадете же — счастливо.
— Стой!
— Ну что такое?
Леви подошел к ней, и женщина сделала нечто фантастическое — схватила его за руки.
— Интересно, какая она, твоя мать?
— Мама? Вы о чем? Вот что, сестра, — сказал Леви, высвобождая руки. — Вы меня с кем-то путаете.
— Я к ней как-нибудь зайду. Она, должно быть, очень милая, если судить по детям. Шикарная женщина, да? Почему-то я представляю ее шикарной и деловитой.
Мысль о шикарной и деловитой Кики заставила Леви улыбнуться.
— Не знаю, о ком это вы. Моя мама вот такая… — Леви растянул руки поперек крыльца. — И чуть не воет от скуки.
— Воет от скуки… — повторила та, словно ей сообщили что-то сногсшибательное.
— Ага, вы с ней похожи — у нее тоже крыша слегка набекрень, — пробормотал Леви, понизив голос, чтобы старуха его не услышала.
— Признаюсь, мне тоже скучно. Они там внутри распаковываются, а я сиди на крыльце. Правда, я сейчас не в лучшей форме, — поделилась она с Леви, — да еще пилюли, которые я пью… после них я так странно себя чувствую. Все это меня угнетает — я люблю быть в гуще событий.
— А… Знаете, мама устаивает сегодня вечеринку — может, заглянете? Потрясете костями и все такое. В общем, приятно было с вами поболтать, но мне пора — вы только не волнуйтесь. И на солнце вам лучше не сидеть.
Как это нередко бывало, песня, звучавшая в наушниках Леви, кончилась, едва он толкнул калитку дома 83 по улице Лангем. Нынче вечером фамильное гнездо показалось Леви нереальным — неужели он здесь живет? Дом Белси был великолепен. Он тонул в солнечном свете. Солнце ласкало дерево и ослепляло окна золотом своих отражений, солнце заливало дерзкие багряные цветы, которые выстроились у передней стены, жадно впивая его каждой клеткой. Было двадцать минут шестого. Вечер обещал быть чувственным: теплым и уютным, и в меру прохладным, чтобы ты не взмок. Леви представил, как готовятся к нему девушки по всей Новой Англии: раздеваются, принимают душ и вновь одеваются — в свежую, женственную одежду; чернокожие жительницы Бостона выпрямляют волосы и смазывают ноги маслом; в ночных клубах метут полы, бармены приходят на работу, а диджеи еще дома — отбирают, стоя на коленях, диски и складывают их в свои массивные серебристые контейнеры. Однако эти, обычно столь пленительные, картины тускнели и горчили при мысли, что вся компания Леви на сегодня — толпа белых людей в три раза старше его самого. Леви вздохнул и сделал медленный круг головой. Внутрь идти не хотелось, и он остался стоять на садовой дорожке, на полпути к дому, свесив голову и подставив спину заходящему солнцу. Кто-то украсил петуниями подножие бабушкиной скульптуры — метровой каменной пирамиды в передней части двора, обрамленной двумя американскими кленами. Их стволы и ветви обвивали еще не зажженные гирлянды.
Как же все-таки здорово, что я избежал всех этих приготовлений, думал Леви, когда его карман внезапно зажужжал. Он вытащил мобильный — смс от Карла. С минуту он гадал, кто этот Карл такой. «Вечеринка в силе? Могу заскочить. До встречи, К.». Леви был польщен и встревожен. Карл, должно быть, забыл, что это за вечеринка. Леви уже хотел ему перезвонить, но тут с удивлением понял, что он не один — Зора слезала с приставленной к фасаду лестницы. Видимо, украшала притолоку — над ней висели четыре сухих перевернутых букета белых и розовых чайных роз. Спустившись на три ступеньки, она как будто тоже заметила Леви: ее голова медленно повернулась к брату, но взгляд скользнул над ним, устремляясь к чему- то на улице.
— Нет, ты только посмотри, — сказала она себе под нос, козырьком приставляя руку ко лбу, — у нее сейчас глаза из орбит вылезут. Когнитивный отказ, система в ауте.
— Что?
— Спасибо, спасибо! Можете идти — он тут живет, честное слово. Никто никого грабить не собирается. Тронуты вашей заботой.
Леви обернулся и увидел краснеющую женщину, стремительно переходящую на другую сторону улицы.
— Что за люди! — Зора спустилась на землю и сняла садовые рукавицы.
— Она следила за мной? Та же, что и тогда?
— Нет, другая. А с тобой я вообще не разговариваю — ты уже два часа как должен быть дома.
— Начало же в восемь.
— Начало в шесть, идиот. И ты, как всегда, пришел на все готовенькое.
— Брось, Зур, — сказал Леви со вздохом, проходя мимо сестры, — ты просто не в духе. — Он снял свою армейскую безрукавку и скатал ее на ходу. Голая спина Леви, узкая у основания и широкая в плечах, перегородила Зоре дорогу.
— Может быть, перспектива наполнить три сотни крохотных слоеных корзиночек крабовой пастой меня и не радовала, — подтвердила Зора, входя за братом в распахнутую дверь. — Но я отложила свои душевные переживания и сделала это.
Коридор был полон запахов. Негритянская кухня пахнет так, что можно насытиться одним ароматом — сладким благоуханием пирожных, пьянящим духом ромового пунша. Главный кухонный стол был заставлен накрытыми пленкой блюдами, а на маленьких карточных столиках, принесенных по случаю из цокольного этажа, громоздились тарелки и грудились стаканы. Посреди всего этого стоял Говард, держал бокал с красным вином и курил дряблую самокрутку. К его нижней губе пристали блудные крошки табака. На нем был
