абсолютную необходимость самого тщательного догляда за председателем Грижни. Во благо города и во благо ордена Избранных!
Бренн молчал, мысленно уже сдавшись. Валледж посмотрел на него сузившимися глазами.
— Но если мне удастся раздобыть доказательства измены Грижни, — заговорил наконец Бренн, — и таких доказательств будет достаточно для суда над ним, то что тогда произойдет с его семьей? — На миг замолчав, он резко отвернулся, затем посмотрел Глесс-Валледжу прямо в глаза. — Что, например, будет с его женой?
— С дочерью Дриса Верраса? — удивленно переспросил Валледж. — Вот уж над чем я не задумывался!
Его подлинные намерения по отношению к домочадцам Грижни едва ли понравились бы Уэйт- Базефу.
— Она законопослушная и ни в чем не повинная лантийка. Ее выдали за Фал-Грижни против воли, а с тех пор он приручил ее к себе, используя возможности Познания. Она его беспомощная жертва.
— Понятно. — Валледж испытующе посмотрел на собеседника, а затем кивнул в манере, в которой трудно было заподозрить хоть малейший сарказм. — Да, мне все понятно. Что ж, в таком случае, Бренн, для таких людей, как мы с вами, дело чести спасти эту молодую даму. Спасти любой ценой. Вернитесь же на место и давайте это самым тщательным образом обсудим.
После минутного колебания Бренн вернулся на свое место.
Глава 12
'Ну и что теперь?» — подумала Верран.
Она слышала о последнем указе герцога и практически не сомневалась в том, что ее муж не потерпит подобного вмешательства в дела Избранных. Гвардейцы на острове Победы Неса? Он никогда не согласится на это — никогда!
Фал-Грижни уже собрался из дому. Он распорядился о созыве совещания Избранных в потайном зале, которым пользовались лишь в самых экстренных случаях. Даже Верран он не сказал о том, где находится этот зал. Ожидалось, что он пробудет в отсутствии весь день и, возможно, большую часть ночи. Сопровождать чародея должен был Нид, уже оправившийся от ран.
Они стояли на причале Грижни. У них за спиной, прекрасный и строгий, высился дворец. Их ожидал крытый домбулис, тщательно замаскирована была и его геральдика. Студеный ветерок скользил над поверхностью канала, небо было цвета покрытого ржавчиной железа. Все было готово к отплытию, оставалось только попрощаться с женою.
Верран не скрывала своего любопытства. Стоило мужу посмотреть на нее, как она осведомилась:
— Вы уже решили, как поступите, лорд? Я понимаю, что вы не собираетесь покориться воле его высочества.
— Ничего вы не понимаете, мадам. Вы всего лишь предполагаете, но знать наверняка ничего не можете. — Он невозмутимо посмотрел на нее. — И в вашем неведении залог вашей собственной безопасности.
— Что касается моей безопасности, то я уповаю не столько на собственное неведение, сколько на могущество моего мужа. Он сумеет оберечь и меня, и нашего еще не родившегося ребенка.
— Я рад, что вы так уверены во мне. Так неужели вы не хотите довериться моему суждению о том, что вам лучше обойтись без опасного знания?
— Но в знании заключается сила, и это не раз говорили вы сами. — Она посмотрела в его непроницаемые глаза. — А я ведь ваша жена. Неужели жена Грижни не заслуживает его доверия?
Он пристально посмотрел на нее, помолчал немного, а потом ответил:
— Вы и впрямь слишком молоды, чтобы возлагать на вас опасную ответственность.
— Но не слишком молода для того, чтобы подарить вам наследника. Я ваша жена и прошу вас воспринимать меня именно в таком качестве.
Он едва заметно кивнул.
— В том, что вы говорите, есть своя правда. Мы поговорим об этом позже, после моего возвращения. А до тех пор оставайтесь здесь под надежной охраной. Строго говоря, мне бы даже не хотелось, чтобы вы выходили из дворца. Даже в сад.
Верран была ошеломлена:
— Даже в сад? Но почему? Неужели опасность действительно так велика? — Он ничего не ответил, и она добавила: — Но как насчет вашей собственной безопасности? Вы отправляетесь в путь в сопровождении лишь одного слуги!
— Я способен постоять за себя. И маловероятно чтобы сегодня кому-нибудь вздумалось покуситься на мою жизнь напрямую. С другой стороны, моим врагам ясно, что моя самая главная слабость заключается в… — Он резко оборвал фразу. — Итак, не выходите сегодня из дому, мадам. И всего хорошего.
Грижни и Нид взошли на борт домбулиса. Верран постояла на причале, провожая взглядом высокую фигуру мужа в темном плаще, пока она вместе со всей лодкой не растаяла в утреннем тумане. Затем медленно и нехотя вернулась во дворец, и слуги тут же тщательно заперли двери изнутри.
Время еле ползло. Верран провела несколько часов, продумывая и мысленно репетируя разговор с мужем, в ходе которого ей предстояло убедить лорда Грижни поделиться с нею всем, что он знает или хотя бы вправе ей сказать. Она также подумала о последствиях возможного провозглашения независимости Избранных в ответ на нестерпимые санкции его высочества и пришла к выводу, что подобный поворот событий пойдет на пользу герцогу Повону Дил-Шоннету, позволив ему расправиться с магистром ордена Избранных Грижни раз и навсегда. В таком случае противникам Фал-Грижни вполне могла прийти в голову мысль о его убийстве. Внезапно озябнув, Верран подсела к мраморному камину. Ей и в голову не пришло, что от летящих оттуда искр может пострадать ее шелковое платье. Она приблизила руки к огню. Убить лорда Террза Фал-Грижни? Такое проще сказать, чем сделать. Пусть только попробуют! Он был как минимум вдвое умнее и втрое могущественнее всех своих врагов; он их наверняка должен уничтожить. По крайней мере, именно в этом уверяла себя Верран. Но, пока она глядела на пламя, его алые языки потемнели и стали багровыми. И среди этих языков она увидела призрачный образ своего мужа — и лицо его было лицом мертвеца. Всплеснув руками, Верран поспешно поднялась с места. Огонь горел совершенно нормально. Должно быть, такие фокусы вытворяет с нею ее собственное воображение.
Но чем он занимается и когда он вернется?
Она решила побыть в обществе мутантов — и на какое-то время их радостное шипение позволило ей забыть о тревогах. Но ненадолго. Когда же он вернется домой?
Зимний вечер опустился на землю рано, и Верран приветствовала его приход. Потому что ей казалось, будто нынешний день никогда не кончится. А теперь она стояла у одного из высоких арочных окон в главном зале и наблюдала за тем, как становится угольно-черным небо над причудливыми башнями и куполами города Ланти-Юм. Медленно начали загораться огни: сперва поодиночке, потом целыми дюжинами и наконец сотнями — это зажглись уличные лампы и цветные фонари. Свет свечей пробивался сквозь дымчатое стекло из множества окон. Тысячи разноцветных огоньков заплясали, отражаясь на поверхности канала Сандивелл. Там, внизу, на домбулисах и лодках, тоже зажгли фонарики, перевозя закутанных в меха пассажиров из одного дворца в другой. Но все эти суденышки казались совершенно ничтожными по сравнению с грандиозной венеризой Бескота Кор-Малифона «Мечта о славе», стоящей на якоре возле причала Малифон. И над всем городом высилась башня Ка-Неббинон, самая верхняя часть которой была подсвечена призрачно-голубыми огнями. Город Ланти-Юм как и всегда, представал во всей своей красоте основанной на сочетании огня и воды. И конечно же этому не суждено измениться никогда?..
Воздух в главном зале стал необъяснимо холодным, хотя в камине бушевало пламя. Верран подошла к огню и в его алых глубинах вновь увидела лицо Фал-Грижни: его сильные черты были искажены страданием. Верран инстинктивно зажмурилась. А когда вновь открыла глаза, лицо исчезло. Сон наяву — или видение? Она тяжело дышала. Неужели именно так и воздействует на женщину беременность, затуманивая ей сознание? И доводя до безумия? Но ведь природа ни за что не решилась бы на такие жестокие шутки? Лишь одно было ясно Верран. Она ни за что не расскажет Фал-Грижни о том, что с нею происходит. Потому что если расскажет, он наверняка отправит ее в поместье на длительный отдых и никакие доводы рассудка и чувств не заставят его отказаться от такого решения.
Верран прижала руку к огромному животу. В ее лоне нерожденный младенец сучил ножками.
