чудовищных газообразных пальцев, которые, выбиваясь из трещин в потолке, грозили расправиться со странной парочкой. Именно Нид знал, как обойти коварные камни, которые, едва ты ступишь на них, вырывались из пола и взлетали к потолку с такой скоростью, словно ими выстрелили из катапульты. Нид знал, где спрятаны под ногами стеклянные резервуары с ядовитой кислотой и где затаилась неразрываемая паутина. Нид знал, где висят живые провода, наполовину металлические и наполовину телесные, — висят, кормятся, плодятся и выпускают свои смертоносные усики. Он объяснил и показал Верран, как нужно проползти по полу, чтобы избежать взрыва в пространстве, созданном ее мужем и названном отпугивающим вакуумом. Он сумел целой и невредимой провести ее мимо певучих сетей и разинутых мраморных челюстей. А ведь все это грозило им обоим неминуемой гибелью. Леди Верран, и вообще-то нежная и слабая, сейчас пребывала в положении, особенно не подходящем для такого рода испытаний. И лишь мысль о том, что именно такова воля мужа, заставляла ее идти вперед, держась в трех-четырех шагах за спиной у поводыря. Что же касается Нида, то он испытывал страшные мучения. Неистово болела обожженная спина, в которую к тому же попал яд. Он шел, ведомый некою обреченностью, которую его примитивный разум не смог бы назвать роком. Он не понимал, почему его собственное тело внезапно восстало против него и почему его одолевает такая тревога именно теперь, когда главные испытания уже остались позади. Нид пытался скрыть от Верран владеющее им отчаяние и в какой-то мере ему это удавалось. Фонарь у него в руке горел ровным пламенем, а его неуклюжая походка была точно такою же, что и всегда. Его леди по-прежнему могла на него положиться.
А самой Верран вполне удавалось справляться со своими страхами. Разве не Фал-Грижни позаботился о ее побеге? Разве он не пообещал, что сам скоро присоединится к ней? И разве когда-нибудь бывало так, чтобы у него не выходило что-нибудь из задуманного? В туннеле становилось все теплее — и это напоминало Верран, что дворец у нее над головой объят пламенем, но она не сомневалась, что победа в конце концов останется за ее мужем.
И вот Нид довел ее до самого конца туннеля. Выход из подземного хода был тщательно замаскирован кустами. Они, соблюдая все меры предосторожности, вышли и обнаружили, что находятся под ночным небом в саду на другом берегу и в дальнем конце канала Лурейс. Повернувшись, Верран посмотрела поверх деревьев в ту сторону, где остался дворец, и не сдержала крика ужаса. Дворец Грижни навеки погиб; пожар, который бушевал там, остановить было невозможно — и такой пожар наверняка не пощадит ничего. Уже рухнула самая высокая из башен. Пламя вырывалось из-под крыши и самым фантастическим образом отражалось в главном куполе, изготовленном из литого серебра. Орнамент, украшающий крышу, частично обрушился, а частично сгорел, и даже изумрудно-зеленое знамя рода Грижни, горделиво вознесенное над дворцом, было сейчас объято пламенем. В водах канала отражались миллионы огней, миллиарды искр. Многие из соседних причалов были забиты зеваками, на воду спущен целый флот лодок и всевозможных суденышек. Все население Ланти-Юма не усидело по домам, спеша стать свидетелями грандиозного и невероятного события — падения древнего дома Грижни. Многие из них следили за происходящим, разинув рот, и относились к нему как к чему-то, явно превышающему пределы их разумения. Но многие другие откровенно ликовали по поводу победы светской а значит, человеческой власти над всемогущим царем демонов. Пожарище было окружено и полностью блокировано гвардейцами герцога, шлемы и панцири которых в отсветах пламени сверкали столь же грозно, как и мечи. Все гвардейцы стояли лицом к дворцу, чтобы пресечь в корне малейшую возможность побега. Разумеется, посмотреть на канал и на сад в дальнем его конце даже не приходило им в голову.
Лодка, как и посулил Грижни, была привязана неподалеку — маленькое полированное судно с высоким резным носом, легкое и изящное на воде, как лебедь. Сиденья были обтянуты черной кожей, а на дне, как и пообещал Грижни, лежали покрывала. Нид осторожно огляделся по сторонам. Хотя он, покидая подземный ход, и загасил фонарь, света вокруг было предостаточно: ночь озарял пожар во дворце Грижни, кроме того, фонари и факелы горели на всех лодках, с которых любовались грандиозным зрелищем горожане. Но взгляды всех были неотрывно прикованы к полыхающему дворцу — Нид удовлетворенно кивнул головой. Верран тут же вышла из потайного места в кустах. С такой уверенностью, как будто она все это не раз репетировала, она подошла к лодке, волоча по грязной воде подол платья, с удивительной легкостью и ловкостью спустилась на судно, свернулась клубочком на дне и прикрылась покрывалами. До сих пор события развивались в точности так, как предсказывал ее муж. Нид влез на борт, и теперь, когда Верран больше не видела его, позволил себе расслабиться. Потом отложил в сторону сверток, взялся за весла и начал грести.
Черная лодка скользила по водам с акробатической легкостью, как будто ее владелец дал ей волевой наказ как можно быстрей и безопасней доставить пассажиров к месту назначения. Ни зеваки, ни гвардейцы не обратили на беглецов внимания. Нид сидел нахохлившись и низко опустив голову — в равной мере и от усталости, и из хитрости. Лишь один раз поднял он глаза, поглядев на объятый пламенем дворец, и изо рта у него вырвалось горестное шипение. Звериный инстинкт, оказавшийся куда вернее доводов разума, которыми руководствовалась Верран, подсказал ему, что Фал-Грижни непременно погибнет. Жаркие воздушные волны накатились на него со стороны дворца, отозвавшись в обожженной спине новой болью. Мутант еще ниже пригнул голову и еще крепче вцепился в весла. И когда они проплыли мимо пожара, ночь стала прохладнее и темней, да и шум всеобщего ликования остался позади. Нид понял, что проплывает уже приграничными каналами Ланти-Юма.
Лодка скользила по водам; в воздухе пахло травами, цветами, дымом и отчаянием. Ее пассажиры не привлекали к себе внимания — население Ланти-Юма глазело на грандиозный пожар. И вот лодка вплыла в обширную тень крепости Вейно. С обеих сторон над шлюзом горели фонари. Шлюз, как и предупреждал Фал-Грижни, оказался закрыт — здесь никого не впускали и не выпускали.
Нид ввел судно в небольшую гавань и быстро направил его к сторожевому посту. Могло показаться, что здесь никого нет. Жалкие окрестные домишки стояли с темными окнами, оттуда не доносилось ни звука, в воздухе пахло нищетой. Слышно было только, как плещет вода в канале. Мутант выбрался на причал, вынес и положил рядом с собой сверток, затем помог выбраться леди Верран.
— Здесь кто-то должен быть, — сказала Верран, но ее нежный голосок прозвучал неуверенно. — Он сказал, что непременно кто-то будет.
Нид поднял голову, принюхался и, развернувшись, оказался лицом к лицу с густой тьмой, лежащей от него по правую руку. Оттуда послышался тихий свист, а затем из дверного проема, в котором он прятался, наблюдая за прибытием лодки, вышел какой-то мужчина. Он оказался молод, высокого роста и атлетического сложения, хотя, пожалуй, уже переходящего в полноту, его мясистое лицо было довольно благообразно. Молодой человек был одет в форму герцогской гвардии.
— Вы опоздали, — без обиняков начал он. — Мне сказали, что вы появитесь еще час назад. Или вы не понимаете, какому риску я подвергаюсь, дожидаясь вас?
— Мы прибыли, как только смогли, — сказала Верран. Вид этого странного человека, на котором была форма заклятых врагов ее мужа, рассердил и расстроил Верран. — Вы гвардеец Ранзо?
— Он самый. Послушайте, вам следует знать, в какой вы опасности. Пока я тут стою, прошли три разных патруля, и все спрашивали у меня, не попадались ли вы мне на глаза… — Не закончив своих пояснений, Ранзо бросил первый пристальный взгляд на Нида и пришел в изумление. — А это еще что такое?
— Это проводник, которого послал со мною муж.
— Нечто среднее между обезьяной и ручным медведем. А что у него со спиной?
— Его ранили. Прошу вас, — взмолилась Верран. — Прошу вас, пропустите нас. Вы ведь откроете нам шлюз?
— Нет, этого делать я не собираюсь. Я пропущу вас вон через это. — Он указал на маленькую дверцу в городской стене; таких дверец было по всему периметру стены великое множество. — По ту сторону вас дожидается экипаж и там же найдется продовольствие. Я все предусмотрел, так что беспокоиться вам не о чем. Но сам я рискую ради вас головой, вы это понимаете?
— Фал-Грижни этого не забудет.
Произнося это, Верран, конечно, не знала, что в эту минуту залитый кровью труп ее мужа сгорает в пламени пожара.
— Правда? Но я на это не рассчитываю. Вы понимаете, что случится со мной, если меня уличат в том, что я вам помогаю? — Ответа не последовало, и он добавил: — Я уж не говорю о том, во сколько мне обошлись экипаж и продовольствие. И после всего этого не удостоить меня даже мимолетным взглядом?
