Еще и сегодня в солидных энциклопедиях можно прочитать, что Ботта проводил раскопки у деревни Хорсабад «на месте древней Ниневии».
Но это неверно.
Также неверно названо опубликованное в Париже в 1847—1850 годах роскошное пятитомное издание «Monuments de Ninive, decouverts et decrits par Botta» («Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта»), так как это сочинение основано на вопиющей ошибке молодого археолога, которая даже век спустя все еще не везде исправлена.
Не будем, однако, приуменьшать роль Ботта. Он сделал сенсационное открытие — но это была не Ниневия. И когда всего лишь несколько лет назад весьма почитаемый писатель дал одной из глав своей популярной книги[1] волнующий заголовок «Ботта находит Ниневию», археологи разочарованно развели руками, твердо зная, что в мире нет ничего более долговечного, чем ошибка. Даже целое столетие интенсивных исследований не смогло ее искоренить.
Когда Ботта впервые взял в руки чудесные плитки алебастра, которые были найдены при раскопках холма у Хорсабада, он с ужасом увидел, что, пролежав тысячи лет в земле, они распадаются и крошатся на воздухе. Тогда он вызвал из Парижа опытного художника с тем, чтобы тот смог, по крайней мере, зарисовать эти замечательные находки.
Париж послал ему художника Евгения Фландена, деньги для оплаты наемных рабочих и добрые советы. В конце концов, когда Ботта сообщил о выкопанных им колоссах — огромных каменных быках с большими крыльями и бородатыми человеческими головами, — Париж высказал и благое пожелание погрузить эти удивительные скульптуры на паром, спустить вниз по реке на расстояние около тысячи километров вплоть до Персидского залива, где их можно было бы перегрузить на судно. Другого пути для транспортировки таких грузов тогда не было.
Ботта был в отчаянии. Как перенести эти гигантские многотонные каменные колоссы к Тигру без всяких вспомогательных приспособлений? Где разыскать ему речные суда, которые вообще способны выдержать такую огромную нагрузку?
— Ничего не понимают эти господа в Париже!— ругался Ботта.
Посмотрели бы они на «келеки» местных жителей, эти построенные из бамбука паромы, которыми пользовались еще при Аврааме. Очевидно, еще со времен всемирного потопа арабы увеличивают их грузоподъемность при помощи надувных бурдюков, своеобразных воздушных подушек, которые укрепляются под бамбуковым настилом. Таким путем почтенные наследники ассирийцев и плавают вниз по Тигру — без парусов и без весел, только с длинными шестами, в какой-то степени позволяющими направлять плот в нужную сторону по течению реки до тех пор, пока через несколько недель пути он не достигнет цели. Там они продают свои суда на слом, укладывают бурдюки на спину ослу и отправляются пешком в обратный тысячекилометровый путь.
И на такие «келеки» Ботта должен был погрузить гигантские каменные колоссы с бычьими туловищами и человеческими головами. У него не оказалось другого выхода, как только распилить эти колоссы, что, конечно, невозможно было сделать, не повредив их. Почти никто из его рабочих никогда в жизни не держал в руках инструментов: их надо было сперва обучить. Надо было также рассеять их страх перед этими чудовищами, которых Аллах и его пророк называли идолами греха, появившимися еще до всемирного потопа. К тому же пугали их — и не без оснований — странные клинописные знаки, высеченные на камнях. Это те самые кирпичи, о которых говорится в Коране! Они были обожжены в аду, и демоны их исписали! Так сказано в Коране!
Арабы вот-вот ждали несчастья, которое должно было обрушиться на этих дерзких французов. Без сомнения, все это плохо кончится, потому что то, чем каждый из них тут занимается, связано с адскими привидениями и колдовством демонов. А если и есть что-либо, чего боятся мусульмане, то это как раз демоны и привидения.
Поначалу рабочие охотно подчинялись этому могущественному Ботта. Платил он хорошо, да и аккуратно (с чем им редко приходилось сталкиваться). Но сейчас он зашел уж слишком далеко.
Когда Ботта, в конце концов, погрузил распиленных колоссов-быков на зыбкие, качающиеся на волнах Тигра плоты, произошло несчастье: примитивные «келеки» сначала спокойно плыли вниз по реке, но затем, неожиданно попав на быстрое течение, опрокинулись. До Парижа дошло лишь небольшое число записей, рисунков и описаний.
Верующие в Аллаха это, конечно, заранее предвидели.
Ботта копает два года. Из нагромождения покрытых эмалью кирпичей и рельефных плит постепенно стали вырисовываться пятнадцать залообразных помещений дворца. Париж был потрясен не меньше, чем арабы. Дворец в груде мусора? Колоссы-быки с человеческими головами? Алебастровые плиты и покрытые эмалью кирпичи?
Надо направить к этому Ботта опытного знатока древностей, нужно воздать ему почести. И французское правительство назначает Ботта сначала консулом в Иерусалиме, а затем, в 1852 году,— генеральным консулом в Багдаде. Ботта возвращается в Париж как победитель. Но лишь через четыре года после его сенсационного открытия, в 1847 году, первые из этих замечательных каменных изваяний появляются в Лувре — старом, превращенном в музей дворце французских королей. Их вид вызывал изумление не только парижан и туристов, приезжавших во Францию,— весь мир воспринял открытие Ботта как сенсацию. В этом же году выходит первый том трудов Ботта об открытии «Ниневии».
В 1852 году французское правительство поручает Виктору Пласу продолжить раскопки холма у Хорсабада. Но при транспортировке каменных колоссов по Тигру опять происходит несчастье. В самом конце пути, почти у конечной гавани, плоты подверглись нападению враждебно настроенных бедуинов и были потоплены. И сейчас еще их груз лежит в глубокой тине в устье реки. Только два плота сумели избежать нападения. Небольшая часть неповторимых находок достигла в 1856 году Парижа.
Сменились поколения, пока работа, которую Ботта начал на холме у Хорсабада, была наполовину завершена,— десятки лет глубокая тишина стояла над мертвым холмом, и лишь потом вновь наступили годы интенсивных исследований. Только в 1930—1935 годах американские ученые Эдвард Чиера и Гордон Лауд, работавшие по заданию Восточного института Чикагского университета и Иракского музея в Багдаде, довели это исследование до известного завершения.
Ботта не нашел Ниневии, но он обнаружил Версаль ассирийского царя Саргона II (VIII в. до н. э.) — Дур-Шаррукин[2].
Величественный ансамбль дворцов и храмов, имевших более двухсот помещений и тридцать дворов, возвышался на искусственно созданной террасе. Она была сооружена на поперечной по отношению к городской стене линии, на 14 метров выше города ассирийских царей, города солдат и ремесленников. Весь этот комплекс построек венчала огромная четырехугольная башня, поднимавшаяся семью ступенчатыми ярусами. Стены ее были отделаны покрытыми эмалью кирпичами семи различных расцветок. До сих пор на обломках кирпичей сохранились остатки этих красок. Семь ступеней башни были окрашены соответственно в белый, черный, красный, белый, оранжевый, серебряный и золотисто-красный цвета. В основании каждая сторона башни имела длину 43 метра. Каждая ступень была 6 метров высотой, общая высота башни — 42 метра.
Широкая двойная парадная лестница и подъезды для экипажей вели к царской резиденции. Единственным входом в нее служили большие ворота. С двух сторон их охраняли четырехугольные башни и огромные быки-колоссы, увенчанные человеческими головами, которые пристально смотрели в глаза всем входящим, оказывая на них магическое действие. Перед каждой сторожевой башней стояла, охраняя ее, статуя человека, левая рука которого обхватила льва. Этим статуям, в свою очередь, сопутствовали два необыкновенных существа с телами быков и человеческими головами. Вокруг первого двора расположились здания царских служб и архивы. Там американские археологи в 1932—1933 годах обнаружили ценный список ассирийских царей. Он содержит имена 107 царей с указанием продолжительности их правления.
