пока я буду работать в архиве, мне никто не мешал.
— Ваша непревзойденность, вы конечно же осознаете, насколько…
— Господа, я выслушаю вас, как только освобожусь. А пока продолжайте трудиться. — Валледж повернулся к ним спиной и степенно удалился.
Килмо и Заннаджайр обменялись недоуменными взглядами.
— Он что, не понял? — спросил Заннаджайр.
— Ручаюсь, что понял, причем куда лучше, чем мы его. Хотел бы я знать, что он там собрался изучать.
Любопытство разбирало не только Килмо. В архивах, к неудовольствию Валледжа, в тот день было довольно многолюдно. Формально требование магистра не тревожить его тщательно соблюдалось: никто к нему не приближался и не заговаривал с ним. Однако всеобщее любопытство разгоралось с каждым мгновением. Выяснив, какого рода литература понадобилась его непревзойденности, чародеи начали перешептываться, тревожно поглядывая в его сторону. На этом бы все и закончилось, если бы не происшествие куда более важного и неотложного значения. В Нессиву пришла весть о том, что на равнине перед крепостным валом собралась целая толпа вардрулов.
Измученным и обессиленным чародеям пришлось признать, что противопоставить врагу сколько-нибудь действенный магический заслон они не смогут. Ланти-Юм не спасти, его жители обречены на погибель. Охваченные отчаянием, они взялись за выполнение своего последнего долга перед народом — сохранение бесценных архивов ордена Избранных, служивших хранилищем магических знаний еще со времен Неса Глазастого.
Герцог Бофус неприкаянно бродил по пустынным залам дворца — всеми позабытый, никому не нужный. Зажав в пухлой руке золотой подсвечник, он уныло и бесцельно брел мрачными коридорами, медленно переставляя ноги. Брел, то и дело останавливаясь, чтобы вглядеться в привычную и ставшую такой незнакомой обстановку с озадаченным, растерянным и глубоко несчастным видом. Вот он приблизился к открытому настежь окну, привлеченный криками столпившихся на герцогском причале. Прищурился, силясь разглядеть, что там творится, но увидел лишь слабое мерцание фонарей да смутное колышущееся пятно. Обрывки фраз, долетевшие до его ушей, резали слух своей безусловной враждебностью, и герцог нахмурился. Его подданные разгневаны! Страх, скорбь он еще мог понять, но гнев? И гнев, направленный на него, герцога?
Ему и в голову не пришло позвать командира Фрейнера с его значительно поредевшим отрядом герцогских гвардейцев, чтобы разогнать толпу. Бофус, не задумавшись ни на мгновение, направился по галерее, спустился по парадной лестнице, вышел из парадных дверей и остановился на верхней из ведущих к каналу ступеней.
Появление герцога вызвало новый шквал негодования.
— Люди добрые… друзья… — прокричал Бофус, стараясь перекрыть гомон. — Чем же я навлек на себя вашу немилость? Скажите, чем я провинился, и я постараюсь все исправить наилучшим образом. Клянусь вам, я тут же раскаюсь и стану другим. — Шум поутих, и герцог продолжал: — Я понимаю и разделяю ваши страдания, но только не гнев. Не можете же вы винить меня в том, что произошло, когда я делаю все возможное, чтобы хоть как-то помочь вам. Друзья, я с радостью пожертвовал бы жизнью, если бы это могло принести какую-то пользу!
Похоже, его пламенная речь несколько утихомирила смутьянов. Крики стихли, и после непродолжительного замешательства заговорил коренастый крепыш, лицо которого скрывала непроглядная Тьма.
— Ваша милость, спрашиваете, отчего мы тута злимся-то? Не боись, не оттого, что вы нам чем-то досадили. Не, ничего дурного вы не сделали. Да что там, вы ж вообще ничегошеньки не сделали, вот в чем штука. Нам бы вожака какого да за дело, пока силенки хоть какие остались. Чего хорошего — сиднем сидеть, дожидаючись, пока хвороба вовсе с ног не свалит. Коль вы герцог, придумайте что-нибудь.
— Что же я придумаю? — всерьез задумался Бофус.
— Обороняться надо, вот что. Неужто прохлаждаться, покуда нас не перережут, как баранов? Подняться надо всем миром.
— Против Тьмы?
— Да не Тьмы, ваша милость. Против белых демонов.
— Белых демонов? — Герцог смотрел на него широко распахнутыми голубыми глазами. — Боюсь, я не совсем понимаю.
— Они уж тут, ваша милость. Целая армия у ворот.
— Армия демонов? У наших ворот? Откуда вам… В смысле, там ведь ни зги не видно, верно? Даже если армия и существует, почем вам знать, что это демоны, а не обычные люди?
— Да вы сами поглядите, господин хороший. Их даже во Тьме видать. С крепостного вала аккурат все и увидите.
— И еще, — добавил другой, — парочка наших слазила туда, чтобы рассмотреть как следует, так вот они говорят, что эти твари на людей ничуть не похожи. Точно, это они, демоны.
— Не сомневаюсь в искренности ваших лазутчиков. — Мягко заметил герцог Бофус. — Наверняка они верили в то, о чем докладывали. Но иногда люди бывают излишне мнительными. И ведь им же могло просто показаться…
— Ошибки быть не может, ваша милость. Но не хотите поверить на слово, не надо. Просто пойдемте с нами на стену и увидите все своими глазами.
— Да, да, вполне разумно, — согласно закивал герцог. — Да, я пойду с вами. И немедленно, если вам угодно.
Толпа приветствовала его решение нестройным «ура!». Судя по всему, сговорчивость герцога полностью реабилитировала его в глазах подданных. Минуту спустя Бофус уже спешил к городской стене в окружении вооруженных факелами провожатых. Путь был неблизким, и герцог, даже в лучшие времена страдавший одышкой, а теперь вдобавок измученный злосчастной темнотой, вскоре вовсе выбился из сил. Он покраснел, запыхался, но, как ни хотелось ему присесть, все же не решился замедлить шаг. В конце концов, спотыкаясь и еле переводя дух, он добрался-таки до основания крепостного вала. Несколько каменных ступенек вели на самый верх — туда, где горели сигнальные костры. Миновав их, герцог остановился как вкопанный, чувствуя, как мурашки поползли по спине от открывшейся внизу панорамы. Перед ним на черной равнине растеклось огромное аморфное пятно приглушенного сияния. Сперва он просто любовался несказанной, диковинной красотой этого зрелища. Потом сбоку раздался голос:
— Это, ваша милость, и есть белые демоны. Герцог даже не попытался что-нибудь ответить. Не смея отвести взгляда от чуть колеблющегося сияния, он, как ему казалось, различал отдельные грациозные фигуры, периодически отделяющиеся от основной гущи света, чтобы на время обрести собственную лучистую индивидуальность, а затем слиться с единым целым. Лазутчики не ошиблись. У ворот действительно дожидалось часа наступления вражеское войско. Бофус так бы и стоял, завороженный, если бы голос за его плечами не произнес:
— Поубивать бы всех до единого.
— Поубивать?
С губ герцога едва не сорвались слова жаркого протеста. Его пронзило сознание того, что перед ним — враги Ланти-Юма, враги всего рода человеческого. С трудом оторвавшись от созерцания пленительной картины, он глубоко вдохнул и с усилием произнес:
— Как вы знаете, крепость Вейно строили для того, чтобы отражать нападения с моря. Там есть и пушки, и ядра, и мушкеты, и патроны. Думаю, нам удастся разъяснить ситуацию запершимся в крепости ламмийцам. Как только они поймут наши намерения, они непременно нас впустят, и тогда можно будет пустить в ход орудия…
— На это мы и надеялись, ваша милость!
— Пусть только эти горшечники попробуют нас не пустить, ужо мы им устроим!
— И белым демонам покажем где раки зимуют!
— Думаете, пушки сгодятся? — спросил кто-то в толпе. — Против демонов-то? А ежели они бессмертны?
— Демоны-то демоны, только мрут не хуже нашего. — Прозвучал уверенный ответ. — И пушечки
