на их палубах, развевались, как фата невесты.
Ветер подхватил волосы Дебры и поднял их густым облаком. Он прижал шелковое платье к ее телу, подчеркнув высокую грудь и длинные ноги.
Она стояла на башне замка крестоносцев, легко опираясь обеими руками на трость, и смотрела на воду, как будто что-то видела.
Элла, сидя за ее спиной на обломке стены, говорила придерживая рукой шляпу и внимательно наблюдая за Деброй, оценивая ее реакцию:
– Тогда казалось, что так лучше. Я согласилась утаить от тебя правду, потому что не хотела, чтобы ты мучила себя...
Дебра резко бросила:
– Больше никогда так не делай.
Элла недовольно поморщилась и продолжала:
– Я не знала, насколько он тяжелый, меня к нему не пускали. Думаю, я просто струсила.
Дебра гневно покачала головой, но промолчала. Элла снова удивилась тому, что эти слепые глаза могут быть так выразительны. На лице Дебры, повернутом к Элле, ясно отразились ее чувства.
– Не время было отвлекать тебя. Разве ты не понимаешь, дорогая? Ты так славно приспособилась, работала над книгой. Я не видела ничего хорошего в том, что все тебе расскажу. И решила поддержать твоего отца. Посмотреть, как все повернется.
– Тогда почему ты мне все это говоришь сейчас? – спросила Дебра. – Что заставило тебя передумать? Что с Дэвидом?
– Вчера днем Дэвида выписали из больницы Хадашша.
– Из больницы? – Дебра удивилась. – Ты хочешь сказать, что он все это время был в больнице? Девять месяцев? Это невозможно!
– Но это правда.
– Должно быть, он страшно пострадал. – Гнев Дебры сменила тревога. – Как он, Элла? Что случилось? Сейчас он здоров?
Элла молчала, и Дебра подошла ближе.
– Ну?
– Самолет Дэвида загорелся, и у него сильно обгорела голова. Теперь он здоров. Ожоги зажили... но...
Элла смолкла, и Дебра ощупью нашла ее руку.
– Продолжай, Элла! Но?..
– Дэвид больше не самый прекрасный мужчина из всех, кого я видела.
– Не понимаю.
– Ушли быстрота, жизнелюбие... Любой женщине трудно будет рядом с ним... тем более любить его.
Дебра внимательно слушала, ее лицо было сосредоточенным, глаза смотрели в одну точку.
– Он очень чувствителен к своей новой внешности. Мне кажется, он ищет место, где мог бы спрятаться. Говорит о полетах, как о спасении, о бегстве. Он знает, что теперь он один, отрезан от всего мира своей маской...
Взгляд Дебры затуманился.
Элла заговорила мягче.
– Есть человек, который никогда не увидит его маску. – Она прижала к себе девушку. – Человек, который помнит его только таким, каким он был.
Дебра крепче сжала руку Эллы и улыбнулась.
– Он нуждается в тебе, Дебра, – негромко сказала Элла. – Ты – все, что у него осталось. Может быть, ты передумаешь?
– Привези его ко мне, Элла. – Голос Дебры дрожал. – Привези как можно скорее.
Дэвид поднимался по длинной лестнице к студии Эллы. Светило яркое солнце, на Дэвиде были легкие сандалии, шелковые брюки бронзового цвета и рубашка с короткими рукавами и V-образным вырезом. Руки у него были бледные, темные волосы на груди резко контрастировали с желтоватой кожей, голову прикрывала широкополая белая соломенная шляпа, она защищала шрамы от солнца и бросала тень на лицо.
Он остановился, внезапно покрывшись испариной, начиная задыхаться. Он презирал слабость своего тела и дрожь в ногах. Терраса была пуста. Он пересек ее и вошел.
Элла Кадеш, сидевшая на самаркандском ковре посреди мощеного пола, представляла собой поразительное зрелище. На ней было узкое бикини, вышитое розами; костюм почти полностью скрывали могучие волны плоти, набегавшей с живота и груди. Элла сидела в позе лотоса, и ее мощные ноги были перевиты, как кольца питона. Руки она держала перед собой, прижав ладонь к ладони, глаза были закрыты в медитации; на голове – квадратный рыжий парик, как у судьи.
Дэвид остановился в дверях и захохотал. Сначала у него вырвался легкий визгливый смешок, но потом он рассмеялся по-настоящему, приступы смеха сотрясали его беспомощное тело. Это был катарсис, очищение от страданий, момент возвращения к жизни. Дэвид вновь обрел силы принять вызов, брошенный судьбой.
