только написанные или напечатанные слова. Нужна была каждая подробность, каждая частичка нового окружения.
Они никогда не видела ни одной из мириад птиц, которые купались и пили у нее под окнами, но скоро научилась различать их и сразу распознавала новичков.
– Дэвид, вот эта новая, правда? Как она выглядит?
И ему приходилось описывать не только оперение, но и поведение и привычки. А еще он должен был рассказать, насколько новое здание гармонирует с окружающей местностью, живописать прыжки Лабрадора Зулуса, или внешность слуг, вид из окна ее кабинета – и сотни других деталей ее новой жизни.
Со временем дом был закончен, и чужаки покинули имение, но только когда из Израиля прибыли ящики с мебелью и другими вещами с улицы Малик, Джабулани начало становиться их подлинным домом.
Стол оливкового дерева поставили под окном в кабинете.
– Я не могла работать по-настоящему, все чего-то не хватало. – Дебра ласково провела пальцами по гладкой черной поверхности. – До сих пор.
Ее книги расставили на полках у стола, и кожаные переплеты очень неплохо смотрелись рядом со звериными шкурами и шерстяными коврами.
Над камином Дэвид повесил пейзаж Эллы Кадеш, причем Дебра ощупью указала ему точное место.
– Ты уверена, что не нужно поднять на шестнадцатую дюйма? – серьезно спросил Дэвид.
– Хватит сомневаться, Морган, я точно знаю, где он должен висеть.
В спальне установили большую медную кровать, постелили кружевное покрывало. Дебра счастливо подпрыгнула на постели.
– Теперь не хватает только одного, – заявила она.
– Чего именно? – с деланным беспокойством спросил он. – Это что-то важное?
– Иди сюда. – Она поманила его пальцем. – Я покажу тебе, насколько это важно.
За все месяцы подготовки они не покидали ближайших окрестностей дома, но вдруг суета и приготовления закончились.
– В нашем распоряжении восемнадцать тысяч акров и множество четвероногих соседей. Давай знакомиться с ними, – предложил Дэвид.
Они захватили холодной еды и втроем сели в 'лендровер'; Зулусу отвели заднее сиденье. Дорога, естественно, вела к Жемчужным бусам, потому что именно там был центр всей животной жизни поместья.
Они оставили 'лендровер' среди хинных деревьев и пошли к развалинам тростникового летнего домика на берегу главного пруда.
Вода пробудила инстинкты Зулуса, он бросился в озеро и с удовольствием принялся плескаться. Вода была прозрачной, как воздух, но чернела в глубине.
Дэвид порылся во влажной почве и извлек толстого розового дождевого червя. Бросил его в воду, и тут же из глубины метнулась темная тень, длиной в его руку, и разорвала водную гладь.
– Ну и ну! – рассмеялся Дэвид. – Кое-что еще осталось. В следующий раз прихватим удочки. Ребенком я тут проводил целые дни.
Лес был полон воспоминаниями; они брели по нему, и Дэвид рассказывал о своем детстве, но постепенно смолк, и Дебра спросила:
– Что-нибудь не так, Дэвид? – Она научилась чувствовать его настроение.
– Нет животных. – Он говорил удивленно. – Птицы, да. Но мы не встретили ни одного животного, даже дукера[13], с тех пор как вышли из дома. – Он остановило там, где берег, не заросший тростником, полого уходил к воде. – Здесь был самый посещаемый водопой. Он был занят днем и ночью, стада буквально стояли в очереди, чтобы напиться. – Дэвид оставил Дебру и подошел к краю воды, старательно осматривая землю. – Ни одного следа, только несколько куду и небольшое стадо бабуинов. Уже несколько месяцев, а может, и лет здесь не появлялись стада.
Когда он вернулся к ней, Дебра мягко спросила:
– Ты расстроен?
– Джабулани без животных ничто, – ответил он. – Пойдем посмотрим остальное. Тут что-то очень странное.
Ленивая прогулка превратилась в отчаянные поиски. Дэвид вглядывался в заросли, изучал поляны, двигался по высохшим ручьям, то и дело останавливая 'лендровер' и осматривая местность в надежде найти следы.
– Нет даже импал[14]. – Он недоумевал и был встревожен. – Их здесь паслись тысячи. Я помню их стада, они, шелковисто-коричневые и грациозные, как балетные танцовщики, стояли буквально под каждым деревом.
Он повернул 'лендровер' на север и покатил по заросшей тропе между деревьями.
– Эту траву никто не трогал. Пышная, как на газоне.
К полудню они добрались до пыльной неровной дороги, проходящей по северной границе Джабулани. Ограда вдоль дороги была разрушена, проволочная сетка разорвана и провисла, многие участки просто обвалились.
– Черт знает что, – буркнул Дэвид, поворачивая на дорогу. Они ехали еще две мили, до поворота на усадьбу.
