для ловли морских птиц, применяя тот же камень и ту же сплетенную из камыша веревку, а приманкой служили шкурка и кости кролика. Чайки слетались попировать падалью и были наказаны за свою жадность. У подножия холма росли земляные каштаны, их надо было выкапывать, и разные травы, известные только лодочнику; их можно было варить, получая превосходный напиток, или же тушить и есть вместо овощей, чтобы смягчить резкий привкус мяса чаек и ворон.
После жизни в замке Альвер их новое существование временами оказывалось даже приятным, расслабляющим, когда погода стояла теплая и сухая. Здесь они наслаждались тем, в чем им было отказано в замке — свободой. Они делали то, что хотели, не было лэрда, чтобы ругать их, требовать покорности от жены и дочерей, проклинать их за то, что они родились на свет женщинами. Только Идис была недовольна.
— Когда мы сможем вернуться домой, мама? — постоянно спрашивала она мрачно. — Мне здесь ужасно не нравится.
— Когда-нибудь, может быть, — Мари смотрела на море. Она боялась одного: что в один прекрасный день появится лодка, чтобы увезти их обратно на материк; это мог бы быть странный каприз ее мужа, которому стало не хватать объекта своей жестокости. Или же жертв для своих гнусных сатанинских обрядов. Но лодка не появлялась, и Идис становилась все мрачнее день ото дня. Она взяла в привычку сопровождать Зока.
— Идис, мне не нравится, что ты проводишь столько времени с Зоком, — сказала ей как-то Мари, когда они вечером сидели у яркого огня, обгрызая косточки баклана. Лодочник, вероятно, спал в своей комнате, но она все же понизила голос — не стоит восстанавливать против себя слугу.
— Почему это? — девочка вызывающе вскинулась на мать, выплюнула кусочек хрящика и надулась.
— Потому что, — черт побери эту девчонку, она ничего не принимает на веру. — Я не думаю, что тебе это идет на пользу.
— Почему мне это не идет на пользу?
Мари вздохнула, стала тщательно подбирать слова; Идис скоро минет двенадцать — они не могут от нее все время скрывать.
— Потому что твой отец занимался ужасными обрядами, он поклонялся дьяволу, убивал цыплят и пил их кровь, а Зок помогал ему. Твой отец хотел, чтобы мы умерли на этом острове с голоду, но я перерезала трос и лодка разбилась, иначе бы Зок оставил нас здесь одних. Зок так же сильно хотел нас убить, как и твой отец. Он… недобрый. У него просто сейчас нет иного выхода, как заботиться о нас. Если бы он нашел средство к спасению, оставив нас умирать с голоду, у меня нет ни малейшего сомнения, что он этим бы воспользовался. Мы не можем доверять ему. Вот почему я не хочу, чтобы ты проводила с ним слишком много времени.
Идис продолжала смотреть на мать совершенно спокойно. Никаких признаков того, что она встревожена, напугана заговором об убийстве женщин рода Альвер. Может быть, она не совсем поняла, а если поняла, то не поверила, подумала Мари. Девочка молча продолжала есть: она не задавала вопросов, но и не показывала согласия подчиниться матери. Ее отрицательная реакция приводила Мари в замешательство.
Утром, когда они отправились на берег, чтобы понежиться на солнце в расселине, превращавшейся в шторм и в сильный прилив в бушующий Котел, Идис вновь исчезла. Мари подумала было пойти поискать свою младшую дочь, но решила не делать этого; очень скоро она займется воспитанием Идис. По всей вероятности, девочка пошла с Зоком на Торфяное болото резать камыш — она занималась этим всю прошлую неделю, так что вряд ли еще один день имеет большое значение.
На самом же деле Идис отправилась с их странным слугой к подножию холма, чтобы помочь ему выкапывать земляные каштаны. Она присела на корточки, нагая, свободная в своей невинности, наблюдая за тем, как ее обезьяноподобный спутник отрезает луковицы, похожие на артишок, острым осколком скалы, складывает их на камень, чтобы высушить на солнце. Он забавлял ее тем, что сопел через нос, кривил лицо и кряхтел каждый раз, когда требовалось сделать физическое усилие. С Зоком было гораздо интереснее, чем с ее мрачными матерью и сестрами, которые так серьезно относились к жизни. Они такие глупые — спешат одеться, если завидят Зока, как будто боятся, что он увидит их голыми.
— Моя мать говорит, что ты и отец собирались бросить нас умирать на острове, — внезапно сказала Идис, выпалив слова, над которыми думала все утро. — Это правда?
Зок вздрогнул, чуть не выронил свой самодельный инструмент для рытья, но когда поднял голову, на лице его было возмущение.
— Это подлая ложь, дитя, — пробормотал он. — Но ты не должна говорить матери, а то она рассердится на тебя. Она могла бы сбросить нас обоих со скалы в Котел.
Идис побледнела и ответила:
— Нет, я не скажу ей. Но почему она врет мне, Зок?
Слуга на секунду задумался, прежде чем ответить, а когда заговорил, взгляд его был направлен в землю, чтобы не встретиться с глазами ребенка, пристально наблюдающим за ним.
— Ты уже большая, можно тебе рассказать, но сначала поклянись мне, что не скажешь ни матери, ни сестрам.
— Обещаю.
— Хорошо же. Твой отец — достойнейший человек, он очень богат. Но твоя мать и твои сестры задумали убить его, чтобы завладеть богатством. Лэрд узнал об этом, но чтобы не убивать их мечом, он решил сослать их на остров Альвер, чтобы они жили тут в своей злобе до конца жизни, не принося никому вреда. И мне было велено перевезти вас всех на этот остров.
— Но я не желала зла отцу! — с возмущением воскликнула Идис.
— Конечно же нет, и мне думается, что ему хотелось, чтобы ты осталась. Я должен был хитростью заманить тебя обратно в лодку, но твоя мать отрезала трос. Вот так мы и оказались все здесь — ты — вместе с заговорщиками в ссылке, я — их раб, вынужденный во всем им подчиняться.
— Но почему мой отец не приплывет за нами, не спасет нас с тобой? — спросила Идис, задумчиво прищурившись.
Опять Зок подумал, прежде чем ответить.
— Английская армия уже вошла в Шотландию. Они разбили силы нашего принца в Каллодене, и они захватят все замки в стране. Я могу только предположить, что и замок Альвер стал добычей англичан, а твой отец — их пленником.
— О-о! — Зок подумал, что девочка может заплакать, она уронила голову в ладони, но когда подняла ее, глаза Идис были сухие, в них горели отблески гнева, который жег ее изнутри. — Тогда моя мать, Мэри, Элизабет и Маргарет должны поплатиться за свое предательство! — воскликнула она.
— Так и будет, — глаза Зока заблестели, он понизил голос до шепота. — Но если они заподозрят, что ты и я знаем, нам не на что надеяться. Понимаешь?
Она кивнула, побледнев. Внезапно Идис очень испугалась.
— Я обещаю, что не скажу, но что нам делать, Зок?
— Мы должны выждать время, — он взял свой инструмент и стал рыть землю в поисках клубней. — Я хочу, чтобы ты повнимательнее слушала, о чем они говорят, а потом, когда мы будем одни, сообщала бы мне.
— Я это сделаю. Но мать запретила мне проводить с тобой столько много времени.
— Тогда ты должна подчиниться ей. Хотя бы на некоторое время. Но при удобном случае мы сможем поговорить. Будь терпеливой, дитя, и наступит день, когда мы вдвоем спасемся, оставив их гнить здесь. Разве тебе не приятно думать, что эти злобные женщины, которые хотели убить твоего благородного отца, голодают на острове, потому что некому обеспечить их пищей?
— Я буду хохотать без конца, — она издала возглас, одновременно злобный и радостный.
— Так и будет, уверяю тебя, — он осмотрелся, как будто опасаясь, что кто-то подслушивает, и снова зашептал. — Твой отец был дружен с богом, дитя!
— С Богом?
— Нет, не с тем ненастоящим, которому заставляет тебя молиться мать. Ты не можешь понять, ты слишком мала, но этот бог — он могущественнее, он живет во тьме, и когда ты говоришь с ним, он слушает
