каким-то кошмаром. Лицо искривлено, шея натянута, она стонет, будто ее душат во сне. Может, надо разбудить ее?
С тех пор, как они познакомились, Ципора переменилась. Все говорят, будто Ципора сошла с ума. Тут это случалось не раз, и не с одной. Девушки опасаются, В последние дни Ципора ходит по бараку сама не своя: словно законы «Дома кукол» уже не для нее. Она получила две «рекламации» подряд и с тех пор блуждает по бараку, как тень, равнодушная и молчаливая. «Я убила Марцеля…», — только эти слова она произносит часто.
Что-то происходит за стенами барака. Оттуда слышится голос Эльзы. Кальфакторши мечутся по баракам. Да, действительно, это утро какое-то необычное, оно несет страх.
Девушки еще спят. Кажется, нет такой силы, которая может их разбудить. Но как только ударит первый гонг, все они до единой вскочат с кроватей — стелить постели. Так каждое утро.
Возня за бараком усиливается. Что там готовят? Феля раскрыла ей секрет: возможно, этот лагерь придвинут поближе к позициям… Феля все знает. Можно верить тому, что она говорит. Яага, наверное, не сдержалась и проболталась ей каким-то образом. Нет! На сей раз она уже не будет дожидаться, пока ее переведут в другое место. Она покончит с собой. Все равно Гарри ей не удастся повидать. Все ее мучения ни к чему.
Двери барака раскрылись настежь. Первой вошла Эльза, кнут в одной руке, в другой список. Кальфакторши рыскали глазами по номерам, вывешенным в ногах кроватей. Свою работу они делали поспешно, без единого звука. Вихрем они проносились от одной кровати к другой и подошли к кровати Даниэлы. Она быстро зажала обеими руками тетрадь и карандаш. Она тут же поняла, что пришли за ее душой. Ее, именно ее, теперь ищут. В этом нет никакого сомнения. Она избрана как жертва. На этот раз все глаза за колючей проволокой будут смотреть только на нее. В сжатых руках она держит тетрадь и карандаш. Она уже не успеет спрятать их. Кальфакторши смотрят на номер ее кровати. Кальфакторши уже около нее. Она готова… Почему она так спокойна? Она молчит… Глаза закрыты. Смерть… вот она…
Кальфакторши срывают с Ципоры одеяло, тянут ее за волосы. Ципора не сопротивляется, она дает им делать с ней все, что они хотят. Она не издает ни единого звука. Как завороженная. Эльза стоит, руки скрещены на груди, смотрит прямо на встающих с кроватей девушек. Ципора молчит, и Эльза молчит. Обе смотрят молча — одна в глаза другой. Но кажется, что они говорят на ужасном, никому неведомом языке.
Даниэла лежит без движения. Противоположная стена нагибается вместе со шкафами. Еще немного — и все упадет на нее.
Ципора так и не произнесла ни единого звука. Девушки мечутся, обращаются друг к дружке. Видно, как шевелятся их губы, но до Даниэлы не доходит ни единого звука. Она продолжает лежать на спине, руки сжимают карандаш и бумагу. Ципору увели из барака, но до сих пор еще не было первого удара гонга… Что-то ужасное все же должно приключиться этим утром. Ципора не кричала. Все совершается здесь быстро, в ужасающей тишине….
Все смотрят на пустую кровать Ципоры.
— Эльза была в бараке!..
— Когда это случилось?..
— Кто видел?..
— Что сказала Эльза?..
Почему взяли Ципору? Ведь пришли взять ее. Если бы нашли у нее тетрадь! А может, еще придут?.. Так или иначе, ей надоело жить. А если так, чего еще бояться?
Первый удар гонга сотряс стены барака.
Десять стульев выставлено на пустой площади экзекуции.
Напротив толпятся согнанные лагерницы из «Рабочего крыла». Кальфакторши бьют их, сгоняя в тесную кучу. Вот они смотрят!.. Десять стульев установлены в центре площади, они пока пусты, они смотрят в небо!.. Кальфакторши требуют, чтобы лагерницы смотрели на стулья, и заставляют громко пересчитывать их: один… два… три… Требуют считать громко. При этом на головы девушек обрушиваются удары.
Через ворота въехала машина, развернулась и направилась к площади казни. Шофер высунулся из кабины и смотрит, как удобнее поставить машину, чтобы она пришлась ближе к месту погрузки изуродованных тел. Шофер выпрыгнул из кабины, обошел машину вокруг, тщательно осмотрел ее, — машина подана точь-в-точь, так, чтобы грузчикам не делать лишних движений. Он раскрыл задние дверцы, они пришлись точно против стульев. Шофер сдвинул эсэсовскую фуражку на затылок, взял сигарету, заложенную за ухо, и закурил, прислонившись к боку машины. Заложив ногу на ногу, он крепко затянулся дымом, громко зевнул и стал равнодушно смотреть вокруг.
«Во время „очищения“ увидишь, как они упитаны… Меня зовут Рена Зайднер, Рена Зайднер… Они жрут наш хлеб, наш маргарин!.. Они пожирают нас живьем!..» Глаза Рены Зайднер не перестают глядеть на площадь с отвращением и враждой. Даниэла тоже обманула ее. Она оставила ее и ушла в «Дом кукол». Теперь, когда над Даниэлой занесен меч, когда она чувствует себя одинокой, всеми оставленной, никто не пожалеет ее. Пусть страдает! На каждую из «Дома кукол» обрушится карающая рука, каждая должна испить свою чашу. И мы, несчастные мозельманки из «Рабочего крыла», будем смотреть через проволочное заграждение и увидим, как очищают их тела, их упитанные тела, разжиревшие на нашем хлебе!
Даниэла больше не в состоянии была смотреть на противоположную сторону лагеря. Она отвернулась.
Здесь, на этой стороне, стояли девушки, одетые в лагерные чистые передники с нашитыми на них номерами; по ту сторону проволоки столпились существа, уже лишенные человеческого облика — серая толпа, прикрытая тряпьем. Огромный лоскут, гнилой, зловонный, будто повисший на заграждении. И вот к площади приближается процессия.
Во главе Эльза. За ней — голые девушки. Они идут в затылок друг другу гусиным шагом.
Справа от каждой девушки шагают кальфакторши. Лица их праздничны. Издали видится рассеченная щека Эльзы. Сапоги блестят на ее ногах, словно в воскресный день. Вдоль бедра спускается плетеный кнут.
Первой шла Цвия из Тщебина. Она шла так, будто ей неизвестно о том, что ее ждет. В «Доме кукол» к ней не пристала грязь. Ее маленькое, измученное тело сохранило чистоту и прозрачность. Наивное упорство, детское и светлое, защитило ее и укрыло, как жесткая, твердая скорлупа защищает ядро ореха. Теперь скорлупа будет растоптана вместе с ядром.
Около стульев встала Эльза. Ее руки скрещены на груди. Стволы ружей высунулись на вышках. Крыши розовых бараков как бы застыли. Все должны видеть, как очищают провинившихся обитательниц «Дома кукол».
Ципора уже возле стула. В ее лице незаметно никаких изменений. У остальных такие же лица.
Последний удар гонга будто обрушился с неба.
Ночью на постель Ципоры ляжет другая девушка. По всей вероятности, девушка из «группы цветов». Неужели Ципора не видит, как смерть вьется вокруг ее голого тела? Неужели Ципора ничего уже не чувствует?
К отведенному месту казни подходят немцы. Они шагают степенно, ощущая собственное величие. Они привели с собой смерть.
Кальфакторши привязывают девушек к ножкам стульев — руки к передним, ноги — к задним ножкам. Эльза ударила одну из кальфакторш по спине — это знак начала ритуала «очищения». Десять палок поднялись одновременно и опустились в едином темпе на голые тела девушек.
Тишина прорвалась, как лопнувший бумажный кулек. Кричали глаза, кричало небо, кричали крыши бараков. Страх ревел на просторе площади. Свершилось.
Немцы поворачиваются и оставляют площадь, как гости, хорошо насытившиеся и получившие большое удовольствие на пышном банкете.
Девушки брошены в машину, которая развернулась и помчалась вперед, оставив за собой шлейф из перегара бензина и масла. В конце шоссе он завернул за угол, и заехал в «Рабочее крыло», чтобы заодно прихватить трупы девушек, которых Хентшель послал на небо помогать строить автостраду.
