лицо к решетке и не давая возможности пошевелиться, а вэвэшники быстро обнаружили позицию пулеметчика, и теперь надо мной стоял грохот от автоматов и возбужденно-радостные крики:
– Вижу, вижу. Вон, вон он побежал… получи, гад, – следовала очередь, потом еще одна и опять крики: —…есть, завалил одного… упал. Вон еще один… бейте туда… – и опять очереди.
Я ворочался под солдатами, но не мог их скинуть, в таком неудобном положении оказался. Пытался кричать, что там помимо боевиков в стороне и солдаты седьмой роты, но мои крики заглушал рев мотора, шум, гам и стрельба автоматов. Впрочем, стрельба закончилась быстро: БТР подъехал к горе, и зеленка скрыла его от боевиков, все начали рассаживаться поудобнее на броне, возбужденно обмениваясь впечатлениями, и я наконец-то выбрался из-под солдат, вызвав приступ смеха, когда они увидели у меня на голове немецкую каску.
По словам вэвэшников, они сумели срезать двоих боевиков, которые упали со скалы. С какой скалы, я уточнять не стал, опасаясь услышать, что убитые упали со скалы в расположении седьмой роты. В свою очередь рассказал, как оказался один на дороге, и они дружно осудили меня, а когда узнали, что я завтра уезжаю домой, покрутили пальцем у виска.
Ссадив меня на блокпосту и пожелав мне счастливого пути, вэвэшники укатили по своим делам, а я сел за стол с Волковым, и уже в спокойной обстановке посидели до моего дежурства, потихоньку попивая водку и разговаривая. Юра было воспротивился насчет моего дежурства, но я настоял: хотелось в последний раз ощутить себя на войне…
