Хотел создать впечатление, что ему принадлежит половина твоего магазина твида, — с негодованием заключила я.
— Но это верно, — ответил Колин. — Теперь. Я его передал ему и Мэгги поровну. У нее дело не придет в упадок, а может, и будет процветать.
Вот и все. Он отдал доходный бизнес, как старый костюм.
— Почему ты это сделал?
— Потому что не мог позволить Адаму приехать сюда и все время напоминать тебе о том, что ты потеряла, как было все эти годы с Энн. Я бы все отдал за то, чтобы возвращаясь домой, не увидеть… — Он не закончил фразу. В этом не было необходимости. Я с тошнотворной отчетливостью поняла, как это должно было выглядеть сегодняшним вечером — повторение прошлого, жестокая насмешка над его усилиями. Он выглядел холодным, спокойным и ушедшим в себя не из-за Хани, а из-за меня.
— Как будто шутка вышла за мой счет, — неадекватно сказала я.
Мы прикрыли камин, выключили свет и поднялись наверх. На площадке Колин задумчиво сказал:
— Ты-то никогда не спала с Йеном в одной кровати. Он пинается.
Я небрежно сказала:
— Может, я тоже пинаюсь.
— А, ладно, — сказал Колин. — Придется рискнуть.
Было еще темно, когда дверь спальни с грохотом распахнулась и раздался торжествующий голос Йена:
— Так вот вы где! Я вас везде искал.
Колин рядом со мной глубже зарылся в одеяло.
— Я сплю. — Будить его было так трудно, как я и ожидала.
— Сколько времени понадобится, чтобы съездить в Ланарк? — спросила я несколько минут назад. Его родители собирались приехать провести день с нами.
В ответ послышалось пыхтение, и его голова еще крепче прижалась ко мне.
— Спасибо, так очень удобно, — пробормотал он. Задохнувшись от поднявшейся волны нежности, я больше ничего не сказала.
От Йена было не так легко отвязаться. Со сдавленным воплем Колин сел, отбиваясь от ударов быстрых кулачков.
— Осторожно, не задень маму! — Это прозвучало совершенно естественно, и Йен так же естественно ответил:
— Мама не рассердится. Она все понимает.
— Ладно, посмотрим, как тебе удастся поколотить того, кто больше тебя! — Колин прижал визжавшего Йена к кровати.
Между ними было мало разницы — две пары голубых пижам, две взъерошенные темные головы, две пары крепких умелых рук. Руки Колина совсем не были руками мечтателя. Двое мужчин в моей жизни, и я любила их обоих.
Женская нежность вошла обычной легкой как пушинка походкой, и даже в застегнутом халатике.
— Мама, папа здесь, так теперь ты доскажешь сказку?
Руфь была простым ребенком, ребенком из букваря. Чем больше я жила с ней, тем больше понимала, почему Колин относился к ней с благоговением.
— Ох, милочка, — сказала я, ища ее нежную маленькую руку, — я думаю, что всем нам лентяям пора вставать и одеваться.
— Но мне вполне удобно, — пробормотал голос с другой стороны.
Так что я закончила сказку про Льва, который жил в ужасно большом холодном доме, и про Мышку, которая хорошо умела считать, но не всегда замечала, что творится под самым ее носом.
— Она попала в мышеловку? — с нездоровым интересом спросил Йен. Он протиснулся под одеяло в ногах кровати, и Колин оказался прав — он действительно пинался.
— Лев, — сообщил ему Колин, — очень хорошо находил мышеловки.
Мышка, объяснила я, стала жить со Львом в большом холодном доме и согрела его, и он стал теплым.
— Радиаторами, как у нас? — обеспокоенно спросила Руфь.
Я кивнула:
— А кроме Льва там были двое детей, мальчик по имени Йен и маленькая девочка, которую звали Руфь. Йен был на полчаса старше Руфи и хорошо играл в футбол, а у Руфи были ямочки на щеках и она умела очень красиво петь.
Выполнив свой долг, я умолкла и сразу заметила неудовлетворенное выражение Руфи.
— А малышей там разве не было? — требовательно спросила она. — В большом доме были малыши?
— О, конечно, — ответил Колин, прежде чем я успела открыть рот. — Через несколько лет дом было не узнать. В каждой комнате были малыши!
Настала моя очередь сделать большие глаза.
— Откуда ты знаешь, папа? — спросила Руфь.
— Я-то знаю, — сказал Колин, найдя мою руку под одеялом. — Потом что из мышек получаются такие отличные мамы, а львы всегда знают, что для них хорошо.
Семь сорок
Глава первая
Автобусные туры вдоль побережья Норфолка не оставляли без внимания ни одной достопримечательности: ни высокой церковной башни Уинтертона, ни прекрасно отреставрированной ветряной мельницы в Хорси, ни красно-белого маяка Хапписборо. Неподалеку от него была придорожная закусочная, и несколько лет тому назад пассажиры, вышедшие из автобуса подкрепиться, частенько встречались еще с одним интересным явлением — пятилетней Джоанной Дайкс, катившей кукольную коляску по дороге, ведущей к ферме ее отца.
— Это твоя кукла, детка? — спрашивали они, обращаясь к карамельно-коричневой челке и серьезным глазам.
Ответ всегда поражал:
— Нет. Это моя маленькая сестричка.
И вопрошавшие, заглянув в коляску, видели толстенького беспородного котенка.
— Правда, она очень похожа на меня? — певуче спрашивала Джоанна, и ее собеседник, завороженный двумя парами вопрошающих глаз и двумя сложенными домиком губами, невольно соглашался.
— Бинки, она с хвостом, — добавлял тоненький голосок.
С тех пор прошло пятнадцать лет, и с самой субботы, когда она вернулась из колледжа, повсюду витал призрак той изрядно избалованной малышки. Сейчас из окна своей спальни, расположенной высоко под самой терракотовой крышей старого фермерского дома, Джоанна почти различала ребенка в белых носочках, которым была она сама, бегущего по все еще зеленым полям, расстилающимся, как она тогда считала, до самого края света.
