устранением членов ФКП, заподозренных в антисталинизме. Надо думать, он очень хорошо справился с поставленной перед ним задачей, поскольку именно на него была возложена – по приказу Москвы – чреватая опасностью честь руководить партией в подполье во время оккупации. Ведь официальный генеральный секретарь Морис Торез выехал в Москву.
В 20-х годах Франция была главной мишенью советского шпионажа, от Томмази до 'рабкоров'. Москва преследовала двоякую цель: собирать информацию о политике величайшей страны на континенте (Франция вышла из первой мировой войны мощной европейской державой) и получать сведения о новых технологиях французской военной промышленности, занимавшей в то время самые передовые позиции.
С 1933-1934 годов Москва стала больше интересоваться немецким и американским оружием. Франция потеряла приоритет. К тому же в то время агентов НКВД (так с 1934 года стало называться ГПУ) больше занимало устранение противников Сталина, чем раскрытие французских военных секретов, как об этом свидетельствует похищение в центре Парижа генерала Миллера (бывшего белого генерала), убийство Дмитрия Навачина (белого русского банкира) и странная смерть сына Троцкого в клинике 16-го округа Парижа. Убийство в Лозанне в 1937 году перебежчика ГПУ Игнатия Рейсса также было делом рук двух советских агентов, прибывших из Франции. Когда швейцарская служба безопасности опознала виновных, она с удивлением обнаружила, что французское правительство сознательно позволило им бежать. Париж был в первую очередь озабочен подъемом нацизма и предпочитал закрывать глаза на деятельность советских агентов: не следовало портить отношения с советским союзником.
В ФКП также происходило изменение курса. VII конгресс Коминтерна, состоявшийся в Москве в июле- августе 1935 года, выступил за стратегию союза левых сил с компартиями. Французские коммунисты сразу же стали сторонниками объединения с социалистами. Приход к власти в 1936 году Народного фронта вынудил ФКП затушевать свои отношения с советскими агентами, чтобы не потерять политические выгоды поддержки правительства. Стало строго соблюдаться рекомендованное Троцким разделение нелегальной и легальной работы. С этого времени становится трудно доказать, что ФКП является одним из главных столпов советской разведки во Франции. Приходится ждать конца второй мировой войны, чтобы вновь увидеть партию замешанной в нескольких делах. В те годы ее влияние на политическую жизнь обеспечивало ей почти полную безнаказанность.
Проникновение и внедрение
Во второй половине дня 14 ноября 1947 года создатель и неоспоримый лидер УОТ Роже Вибо собрал целую небольшую армию: 400 солдат республиканских рот безопасности и моторизованных жандармов, 60 транспортных машин, два танка 'ФТ Рено'. Письменный приказ министра обороны Пьера Анри Тетжана давал ему полную свободу действий, включая использование при необходимости огнестрельного оружия.
Решение о блокировании лагеря 'Борегар' было принято несколько часов назад на заседании Совета Министров. Контрразведке удалось наконец найти предлог для решительных действий. В донесении службы прослушивания говорилось о присутствии в этом лагере трех девочек, Марии, Зенобии и Ольги, украденных у отца, который добился права на их воспитание после развода. Эта заурядная семейная драма и послужила фоном первого за послевоенные годы серьезного дипломатического кризиса между Парижем и Москвой.
Отец детей, Дмитрий Спечинский, русский по происхождению, эмигрировавший во Францию в 1922 году, подал в установленном порядке жалобу в суд по делу о 'похищении детей'. Его бывшая жена, София Субботина, также русская, исчезла с тремя дочерьми б октября. Несколько дней спустя все четверо объявились в советском эшелоне на пограничном посту в Сарбурге. Субботину не пропустили, но полиция потеряла ее из виду и вновь напала на след только 12 ноября в 'Борегаре'.
Какое везение! Французские власти уже давно интересовались этим лагерем, занимавшим несколько гектаров и располагавшимся между Вокрессоном и Сель-Сен-Клу в департаменте Сена и Уаза. Там в наскоро построенных бараках с залитыми смолой крышами ютились советские граждане, желавшие 'вернуться на родину'. Такова была версия советского посольства в Париже.
Лагерь был передан в распоряжение Советской Армии в 1944 году. С наступлением мира он превратился в 'репатриационный лагерь' без статуса дипломатической экстерриториальности. Но у французских властей не было над ним никакого контроля. 'Борегар' стал настоящим маленьким советским анклавом во Франции, в котором происходили странные вещи. Год назад, в сентябре 1946 года, около 60 французов, находившихся в лагере, оказались отправленными в СССР без ведома Парижа.
Советская миссия по репатриации строго выполняла указание Сталина: вернуть, в случае необходимости силой, советских граждан, оказавшихся в конце войны во Франции то ли потому, что они попали в плен к немцам, то ли потому, что служили в армии Власова (генерала Красной Армии, воевавшего на стороне Германии). Некоторые репатрианты были русскими эмигрантами, сбежавшими из России после Октябрьской революции и получившими французское гражданство. Нет нужды напоминать, что никого из них не встречали как героя. Большинство пополнили ряды бесчисленной армии зеков, населявших Гулаг.
Французское правительство долго закрывало глаза в надежде на взаимность. Среди договоров, подписанных де Голлем в 1944 году в Москве, было соглашение об установлении в СССР миссии по репатриации французских граждан, которых война занесла на советскую территорию (в частности, против их воли). Очень быстро стало ясно, что работа миссии наталкивается на сопротивление со стороны Советского Союза. На родину вернулось очень мало французов, как показал Пьер Ригуло в недавно вышедшей книге (Pierre Rigoulot. Des Franсais au Goulag. Fayard, 1984).
У французской контрразведки, кроме того, появилась уверенность, что 'Борегар' служит базой для офицеров разведки НКВД. В лагере, правда, был французский офицер, отвечавший за связь с представителями СССР, но как член ФКП он не информировал УОТ о том, что там происходит.
'Блокируйте 'Борегар', вскройте нарыв!' – приказал председатель Совета Министров Поль Рамадье, когда Роже Вибо представил ему доказательства, что там находятся трое детей – граждан Франции. С точки зрения закона операция была совершенно безупречной.
Но 'битвы при 'Борегаре' не произошло. На советское командование произвела впечатление развернутая против него техника – перед воротами лагеря Вибо поставил танк в боевом положении, готовый открыть огонь, – и оно было вынуждено уступить. Обыск дал плачевные результаты. Кроме трех девочек, нашли два ящика с оружием – пулеметами, автоматами и гранатами. Этого было недостаточно, чтобы представить лагерь подрывным центром. Тем не менее в последующие дни правительство приняло радикальные меры: закрыло 'Борегар' и выслало 19 советских граждан по подозрению в покушении на государственную безопасность.
'Грубая провокация против СССР – дружественной и союзной страны' – такой заголовок 'Юманите' вынесла на всю первую полосу. 'Скандальная операция', – подхватило Московское радио. 'Совершенно очевидно, что все это происходит в рамках общего антисоветского плана, осуществляемого в мировых масштабах, первой жертвой которого является Франция', – объяснял по советскому радио руководитель французской репатриационной миссии в Москве полковник Маркье. Он получил этот пост по рекомендации Жака Дюкло. За эти 'заявления, противоречащие истине и оскорбительные для страны', его сурово осудил министр по делам ветеранов и жертв войны Франсуа Миттеран. Маркье, в действительности имевший чин
