Шейх подошел ко мне и поднес свою флягу к моему носу.
– Посмотри, что у меня, – сказал он. – Хочешь глоток?
Я сделал хороший глоток, но чертовски быстро выплюнул обратно; жидкость обожгла мне язык.
– Что это такое?
Шейх ухмыльнулся:
– Это, дорогой друг, водка, высокоградусная водка. Ты удивлен, да?
– Должен признаться, удивлен. И где же ее продают?
– Видишь, вон там? – сказал он. – Тот темный холмик. Это крестьянский фургон, в который попал снаряд, но в нем была бочка, которая осталась невредимой. Она почти целиком заполнена этой водкой.
Не говоря ни слова, мы стали пробираться туда, чтобы забрать эту бочку. Она оказалась сильно придавлена разбитыми бревнами фургона, так что пришлось вернуться, позвать всех попавшихся нам солдат и взять их с собой, чтобы наполнить емкости. Когда мы это делали, то увидели за пару окопов от нас кое-кого подозрительно наблюдавшего за нами. Это был Майер.
Когда мы уже основательно опустошили эту бочку с водкой и возвращались назад, появился Майер. Он пришел сюда другим путем с двумя канистрами.
– Нам нужно было опустошить всю бочку без остатка, – сказал Шейх.
После этого была большая попойка, с многократными чоканьями бокалами, – или тем, что служило бокалами – и веселыми тостами. Пилле вдруг вздохнул.
– Эх, ребята! – воскликнул он. – Если бы только мы смогли устроить нормальную пирушку! Я имею в виду настоящий кутеж, как следует окосеть, забыть все это дерьмо, забыть все это…
Соблазн был велик. В то же время Пилле первым призвал не слишком напиваться. Францл тоже считал, что нам не следует пить слишком много; не годится быть в стельку пьяными – русские могли решиться атаковать до того, как мы протрезвеем.
– А может, они нарочно оставили эту водку…
– А вдруг она отравлена…
Этого, конечно, исключать было нельзя. Мы сразу же прекратили пить. Шейх поглядел в свою флягу, сделал еще один полный глоток и тщательно его продегустировал.
– Не знаю, – сказал он, – по мне, вкус нормальный. Но почему бы нам не проверить ее на Майере.
Мы посмотрели вокруг. Никаких признаков Майера. Где же он?
– Может, он уже вернулся.
Тогда у Вилли появилась идея.
– У нас еще осталось то сало, – сказал он. – Не использовать ли его?
Совершенно верно, копченое сало. Оно замедлит действие алкоголя. Мы вгрызлись в него зубами. К нему у нас было немного хлеба. Единственно, что было плохо, это то, что сало было чертовски соленым и нам ужасно захотелось пить.
– Я собираюсь напиться, – объявил Шейх. – Мы все равно погибнем, так какая разница?
Мы все взялись за фляги и пили, пока нас не сморил сон. Прежде чем отключились, мы увидели, как Майер, шатаясь, вылезает из своего окопа.
– Так он еще жив, – удовлетворенно сказал Шейх. – Наш чертов «подопытный кролик» жив- живехонек.
Еще не наступило утро, когда я вдруг проснулся. Меня разбудил протяжный вой, который производила шрапнель, пролетавшая над головой. Я слышал ноющий глухой звук, но никаких взрывов. Ведь все эти снаряды не могли быть простыми болванками? Затем я увидел, что это были зажигательные снаряды, дождем посыпавшиеся на деревню. Масса тяжелого металла со свистом пролетала над головой и падала точно в центре деревни; гигантские струи пламени разлетались во всех направлениях. Деревня, которая казалась совершенно безжизненной, вновь ожила под воздействием огня.
Лейтенант Штрауб приказал нам готовиться к бою, а пока перенести огонь влево.
Приготовиться к бою… Это означало либо наступление, либо отход. Я встал и потянулся. Под воздействием выпитого алкоголя я чувствовал себя отвратно.
Обоими кулаками я сжал свою одурманенную голову, как будто это могло заставить ее проясниться.
Остальные тоже были не в лучшей форме. Вилли лбом прижимался к холодной земле, а Шейх стоял над ним шатаясь и говорил, что его сейчас вырвет, только тогда ему станет легче.
Первым это заметил Пилле. Вдруг он закричал:
– Или я настолько пьян, или что за черт? Посмотрите туда, сзади!
Он указал на то место, откуда мы вчера начинали свою атаку. Господи, красные огни! Францл вскочил на ноги.
– Это русские. Но как же это… – Пилле, на которого, очевидно, алкоголь повлиял меньше, чем на остальных, уже указывал в других направлениях. – Они и там тоже! И вон там! Господа, я понял, мы окружены!
Мы в момент протрезвели. Это слово окружены действовало дьявольски магическим образом на каждого из тех, кому довелось через это пройти. Окружены – значит смерть или, что, может быть, еще хуже, – русский лагерь для военнопленных. Окружены? Это как петля на шее.
Мы подтянули ремни, взяли на плечи боевое снаряжение и боеприпасы и, бросив еще раз оценивающий взгляд на эти подозрительные огни вокруг нас, присоединились к основным силам роты.
По пути мы нагнали штабных роты. Двое из них шли впереди, волоча человека, который походил на раненого. Потом мы разглядели, что это Майер.
– Ублюдок мертвецки пьян. – Человек, который сказал это, сам едва держался на ногах.
Майер повис между двумя солдатами, и его еле передвигавшиеся ноги подгибались. Он что-то бессвязно бормотал. Шейх не выдержал и прокричал в его ухо новость о том, что мы окружены! Майер был не в состоянии реагировать, но его спутники вздрогнули.
– Это правда?
Францл пожал плечами:
– Проверьте сами. – Он указал большим пальцем через плечо.
Тогда они по-настоящему разволновались.
– Что же нам делать с Майером? – недоумевали они.
Мы продолжали свой путь. Почему мы должны об этом беспокоиться? Францл один раз оглянулся.
– Что касается меня, – проворчал он, – то пусть бы он лежал тут; русские скоро приведут в чувство негодяя.
Они его не оставили, но и не особенно с ним церемонились, когда заставляли поспешать.
Когда лейтенант Штрауб увидел эту процессию, он смертельно побледнел.
– Пьяный дурак! В такой момент! Погрузите этого скота на ротный грузовик и увезите с глаз долой. Скорее!
Оба солдата вернулись, как раз когда мы отступали на марше.
– Что он сказал? – спросил я одного из них.
– Кто? Старикан? Он сорвал с Майера сержантские нашивки. Для него это как военный суд.
Мы вытянулись в длинную вереницу и пробирались вдоль речки через горящую деревню. Проходил час за часом. Мы шагали на юг, шагали на запад, затем шагали на восток. Фактически мы шагали по кругу. Дважды завязывались мелкие стычки, было произведено по несколько выстрелов с каждой стороны, и каждый раз мы сразу же отходили. Какого черта они не дали приказ попытаться совершить прорыв?
Штрауб подтвердил, что мы окружены и шагаем, просто чтобы остаться в живых. Но даже он не имел понятия, чем все это закончится.
Постепенно нас охватывала нестерпимая жажда, и мы стали потягивать водку из своих фляг. Это на какое-то время помогло, но потом стало еще хуже. Мы сжевали печенье из своих неприкосновенных запасов и остатки сала. Пулемет на моем плече давил, как мешок с углем, и не помогло даже, когда Францл взял его себе, а я понес его ящики с боеприпасами: они тоже были тяжелыми, как свинец. От выпитого алкоголя у меня заплетались ноги, мозги «расплавились», а ноги шевелились машинально, как у автомата. Парень впереди меня сменил шаг, он споткнулся и, я тоже споткнулся. Когда где-то прогремел выстрел и
