глянул на мать. — Может, ты захочешь с ним сложиться. — Что за бред он несет? Бррр.
Его мать плотно сжала губы. Пальцем постучала по пачке сигарет, принадлежавшей Адели. Ее подруга кивнула, его мать взяла одну сигарету. Ричи хотел возразить, но осекся. Курение старило его мать. Кухня и так уже провоняла табаком Адели. Он опустил глаза в тарелку, чтобы мать не видела его хмурого взгляда.
— Я уже купила тебе подарок… — Трейси закурила, выпустила дым. — Давным-давно. — Она поцеловала свой палец и, перегнувшись через стол, коснулась его губ. — Я рада, что ты ладишь с отцом.
Он поцеловал свой палец и послал ей воздушный поцелуй. Потом встал из-за стола:
— Пойду спать.
— Какие у тебя планы на завтра?
— Сижу с Хьюго. Рози записалась к врачу, а Конни работает. Я согласился помочь.
Он заметил, как мать с подругой тайком переглянулись.
— А ты разве не работаешь?
Ты же
— Мне на работу к часу.
Адель хотела что-то сказать. Он задержал дыхание, собираясь считать до десяти. Повернулся к ней спиной.
— Эй, — окликнула она его. — Передай своему папаше, что я войду с ним в долю. Купим тебе хороший плеер.
Ричи резко повернулся, широко заулыбался. Адель — настоящая тетка.
— Правда?
— Правда.
Разумеется, она знала его отца. Они вместе учились в школе.
— Спасибо!
Он поцеловал обеих женщин и пошел спать.
Забравшись в постель, он тут же достал из-под матраса три тетради и стал их листать. В самой старой — ее некогда ярко-синяя обложка поблекла до зеленовато-голубого цвета — содержались карты Приама и записи о нем. Приам — небольшой остров-континент размером с пол-Австралии — лежал к востоку от Мадагаскара, посреди Индийского океана. Во второй тетради формата A3 — подарок матери на его пятнадцатилетие; на черном переплете — выцветающая наклейка с изображением группы «Грин дей» — находились все карты Ал'Анина — архипелага из четырехсот семнадцати островов, расположенного на некотором удалении от берегов Калифорнии и Мексики. Третья тетрадь до отказа была заполнена набросками и планами Новой Трои, столицы Приама, одного из самых красивых и впечатляющих городов на всем белом свете. Его глубокая естественная гавань вдавалась далеко в берег, покрытый пышной тропической растительностью. Порт с древними храмами, некогда воздвигнутыми в честь древнегреческих богов, кончался у величавых утесов Посейдонов — горной гряды, обрушившейся в океан и теперь представлявшей собой крутую отвесную стену, тянувшуюся на сотни километров вдоль побережья. На огромном плато, простиравшемся до самого горизонта, на сотни метров вверх вздымались над городом ослепительные небоскребы, мечети, церкви и храмы Новой Трои — искрящееся нагромождение кремния, мрамора, бетона и кирпича. Все сплошь золотые шпили, серебряные минареты и бронзовые купола, сияющие на фоне кобальтового неба тропиков.
Ричи снова открыл первую тетрадь и начал писать. Приам — место, где укрылась группа побежденных защитников Трои. Они обнаружили этот континент, смешались с гордым местным населением и назвали свою новую родину именем своего последнего царя и правителя. Они построили государство, подобное Риму, но, в отличие от основателей того города, троянцы Приама исчезли из азиатской и европейской истории более чем на тысячу лет. Ричи заполнил тетрадь рассказами о браках между троянцами и аборигенами, подробно описал уникальную фауну и продовольственные культуры этого богатого плодородного края.
Теперь нужно было придумать, какая судьба постигла Приам по прибытии туда христианских миссионеров и переселенцев. Он не хотел, чтобы Приам обнаружили испанцы, и решил, что, пожалуй, это будут англичане — ведь сам он знал только английский язык. Он подумывал о том, чтобы первых европейцев, ступивших на землю Приама, сделать русскими, но это шло вразрез со всеми известными ему фактами из истории колонизации. Изучая эпоху Ренессанса — его любимый предмет в одиннадцатом классе, который преподавала некомпетентная и нетерпеливая миссис Хаджмайкл, зимой всегда носившая свитер с надписью «Коллингвуд», а весной — футболку с надписью «Бразилия», — он загорелся идеей привнести идеалы и ценности современности в закрытый иерархический мир новотроянцев. Хотя он знал, что старая религия все равно выживет: даже в двадцать первом веке найдутся новотроянцы, поклоняющиеся Зевсу и Афине, Посейдону и Артемиде.
«Василий Григорович-Д'Эстэн, легендарный французский генерал-гугенот, переметнувшийся ко двору Елизаветы I, был внебрачным сыном Ивана Грозного и также слыл большим развратником: говорят, он держал сто любовниц и с десяток мальчиков для своих сексуальных забав. А еще он был знаменитым путешественником эпохи Ренессанса, почти таким же прославленным, как Колумб и Роли, а по мнению многих, даже более великим, чем эти известные мореплаватели. Во всяком случае, он, безусловно, был более мужественным человеком. На протяжении многих лет Григорович-Д'Эстэн был уверен в существовании огромного южного континента в Индийском океане, упоминаемого в египетских, нубийских и эфиопских преданиях. Он считал, что открытие этой новой земли обогатит Англию, сделает ее более могущественной державой. Он мечтал открыть вселенную для своей новой родины, мечтал положить к ногам любимой королевы дары, по количеству и ценности превосходящие те, что привезли конкистадоры Фердинанду и Изабелле. После победы англичан над испанской „Непобедимой армадой' королева Елизавета разрешила Григоровичу-Д'Эстэну отправиться с экспедицией в самое сердце Индийского океана. Это событие сыграло важную роль в истории Новой Трои. Веками, более тысячи лет, новотроянцы умышленно отгораживались от всего остального мира. Их континент располагал плодородной почвой и богатыми недрами, всех чужаков, которым, по несчастью, случалось высадиться на их земле, они обращали в рабство. Дети этих искателей приключений и пиратов становились гражданами их страны. Однако рост населения все более тяжким бременем давил на царство. Сенаторы одолевали императора, требуя, чтобы он начал торговать с остальным миром. Именно в этот период политического кризиса в стране Григорович-Д'Эстэн во главе своего флота вошел в гавань Новой Трои. В корабельных журналах есть записи о том, как были потрясены его люди при виде пышного великолепия города, гигантской золотой статуи Афины Паллады, Парфенона, стоящего на краю скалы, и едва различимых вдали очертаний Летнего дворца. Армия императора, держа наизготовке мечи и пики, встречала европейцев у стен гавани. Этому противостоянию, этой встрече было суждено изменить ход всемирной истории».
Ричи перестал писать. Он перевернул несколько страниц и посмотрел на свой набросок с изображением Григоровича-Д'Эстэна. Пальцем очертил контур лица мореплавателя. В его наушниках гремела музыка. Он прибавил звук и выронил ручку на пол. Кисть болела. Портрет Д'Эстэна получился не так уж плох, особенно медный нагрудник с эмблемой в виде дракона, сражающегося с фениксом, которую он срисовал с одного посвященного фантастике сайта в Интернете. Ричи захлопнул тетрадь и лег на кровать, включив музыку на всю громкость, так что барабанные перепонки едва не лопались. Когда доиграла последняя песня на компакт-диске, он снял наушники и открыл третью тетрадь. К внутренней стороне задней обложки он приклеил маленький пластиковый кармашек, где лежали все его самые ценные реликвии: фотография пьяного Ника на вечеринке у Дженны, на которой тот одной рукой крепко обнимает за шею улыбающегося Ричи; несколько снимков, на которых запечатлен он с Конни (они сфотографировались в фотокабинке в торговом центре Нортленд-Молл) — их щеки соприкасаются, она радостно улыбается, у него вообще рот до ушей, как у психа; открытки, что прислали ему отец и бабушка; обрывок его билета на концерт группы «Перл Джем», на который мама его повела по случаю его
