гнезда палисандровой шкатулки. Сент-Джон поднял девушку на ноги. Улыбка на его губах уже не была насмешливой, а голос звучал ласково, почти нежно.
– Я рад, что вы пришли.
Робин попыталась отвернуться, но Мунго взял ее за подбородок и повернул к себе. Он наклонился к ней, приоткрыв губы, и их теплое влажное касание пронзило ее, как молнией. Губы капитана были чуть солоноваты и отдавали сигарным дымом. Робин изо всех сил сжимала рот, но под ласковым нажимом он раскрылся, и чужой язык проник внутрь. Пальцы Мунго гладили ей щеки, волосы на висках, легко касались закрытых век, и она невольно сама поднимала лицо навстречу. Даже когда он осторожно расстегнул последние оставшиеся крючки корсажа и спустил его с плеч, Робин не шелохнулась, лишь почувствовала, как слабеют ноги, и крепче прижалась к твердой мужской груди, ища опоры. Мунго выпустил ее губы, оставив их пустыми и остывающими, и она открыла глаза, с изумлением глядя на голову, склонившуюся к ее груди, и густые темные завитки у него на затылке. Теперь все должно закончиться – скорее, пока он не сделал то, что собирался, и во что она едва могла поверить.
Робин хотела протестовать, но из горла вырвался лишь слабый всхлип; она хотела схватить его голову и оттолкнуть, но пальцы вцепились в жесткие кудри, словно кошачьи когти в бархатную подушку, и лишь сильнее притянули голову к груди. Ее спина выгнулась, а груди напряглись, приподнявшись навстречу ласкам. Ощущение от его губ оказалось неожиданно сильным. Казалось, они высасывали ей душу через набухшие, ноющие соски. Робин старалась не стонать, помня, что в прошлый раз стон развеял чары… но не смогла, это было выше ее сил.
Из горла вырвался даже не стон, а приглушенный рыдающий вскрик. Ноги подкосились, и она опустилась на низкую койку, по-прежнему прижимая к груди голову мужчины. Мунго встал рядом на колени, не отрывая губ от девичьего тела. В ответ на прикосновение его руки она послушно выгнула спину, позволяя стянуть с себя пышные юбки. Юбки упали на пол. Сент-Джон резко поднялся, и она чуть не взвизгнула, моля его остаться, но он всего лишь подошел к двери и запер ее на ключ. Одежда, казалось, слетела с него, как горный туман сходит с горных вершин, и Робин, приподнявшись на локте, без стеснения разглядывала его тело. Она в жизни не видела ничего столь прекрасного.
«Дьявол тоже прекрасен», – напомнил кто-то внутри, но голос был настолько слаб и далек, что Робин пропустила его мимо ушей. Да и поздно, слишком поздно было прислушиваться к предостережениям – Сент-Джон навис над ней.
Она ожидала боли, но не такого глубокого, разрывающего вторжения. Голова ее откинулась назад, из глаз хлынули слезы. Но даже сквозь жестокую боль не пробилось ни единой мысли отказаться, отвергнуть это мощное проникновение – Робин лишь сильнее прижалась к любовнику, обхватив его за шею. Казалось, он разделял ее страдания, потому что после первого глубокого толчка застыл без движения, обнимая девушку и ожидая, пока схлынет боль. Его мышцы напряглись, словно готовы были разорваться.
Внезапно грудь отпустило, и Робин глубоко втянула в себя воздух. Боль изменилась, превращаясь в нечто неописуемое. Глубоко внутри вспыхнула и разгорелась искра тепла, и бедра, вбирая растущий жар, медленно сладострастно задвигались. Тело словно оторвалось от земли и стало подниматься ввысь в языках пламени, просвечивавших красными отсветами сквозь сомкнутые веки. Весь мир сосредоточился на твердом мужском теле, которое раскачивалось над ней и погружалось в нее. Жар переполнял ее, выносить его больше не было сил. В самый последний миг, когда Робин думала, что умрет, что-то взорвалось внутри, и она начала падать, медленно, как осенний лист, все ниже, ниже… пока наконец не опустилась на жесткую узкую койку в полутемной каюте огромного корабля, взрезающего бурные волны.
Открыв глаза, она увидела прямо перед собой лицо Мунго, который смотрел на нее с задумчивым, торжественным выражением. Она попыталась улыбнуться, но получилось жалко и неубедительно.
– Пожалуйста, не смотрите на меня так.
Ее голос звучал глубже, обычная хрипотца усилилась.
– Мне кажется, я вижу тебя впервые, – прошептал он, проводя кончиком пальца по ее губам. – Ты совсем не такая.
– Что значит – не такая?
– Не такая, как другие женщины.
От этих слов у нее кольнуло сердце. Мунго пошевелился, отстраняясь, и она крепче сжала объятия, в панике от мысли, что потеряет его.
– У нас только эта ночь, – сказала Робин. Он вопросительно приподнял бровь. – И не спорьте! – продолжала она с вызовом.
Губы его насмешливо скривились. Она почувствовала раздражение.
– Я ошибся, – с улыбкой произнес он. – Ты такая же, как все. Разговоры, вечно одни разговоры.
В наказание за эти слова Робин отпустила его, но тут же ощутила страшную пустоту и как результат новую вспышку ненависти.
– Вы безбожник! – воскликнула она.
– Как ни странно, – с иронией заметил Мунго, – большинство самых тяжких преступлений совершается с именем Божьим на устах.
Правота его слов погасила ее пыл. Робин с трудом приподнялась и села в койке.
– Вы работорговец.
– У меня нет настроения спорить.
Однако ее уже было не остановить.
– Вы покупаете и продаете живых людей.
– Ну и что? – усмехнулся он, еще больше разозлив ее.
– Между нами лежит пропасть, которую не преодолеть.
– По-моему, мы ее только что преодолели?
Робин вспыхнула, краска залила шею и грудь.
– Я поклялась посвятить жизнь уничтожению того, что вы отстаиваете! – выпалила она ему в лицо.
– Ты слишком много болтаешь, женщина, – лениво протянул он и накрыл ее губы своими, не давая произнести ни слова, как она ни отбивалась. Ее сопротивление ослабло, и он легким толчком уложил Робин на койку и навалился сверху.
Утром она не нашла его рядом – только на подушке осталась вмятина. Робин прижалась лицом к месту, где сохранился запах его волос и кожи, но тепло тела уже рассеялось, и белье лишь холодило щеку.
На корабле царил переполох. Пробираясь по пустому коридору к себе в каюту, Робин услышала шум голосов с верхней палубы. Она очень боялась встретить кого-нибудь из команды, и тем более брата. Как объяснить эту прогулку на рассвете, да к тому же в рваной и мятой одежде?
Едва Робин с облегчением привалилась спиной к только что запертой двери, как раздался громкий стук – Зуга барабанил по двери снаружи.
– Робин, вставай! Одевайся скорее, земля на горизонте. Выходи наверх, посмотри!
Она поспешно окунула фланелевый лоскут в эмалированный кувшин с холодной морской водой и обтерлась. На салфетке остались следы крови.
– Следы греха, – сурово объявила Робин самой себе, но раскаиваться оказалось трудно. Она чувствовала себя великолепно и мечтала о сытном завтраке.
Легкой танцующей походкой она поднялась на верхнюю палубу. Ветер игриво развевал ее юбки. Первым делом она нашла глазами Мунго, который стоял у наветренного борта в одной рубашке и брюках. На Робин обрушился целый ураган противоречивых мыслей и чувств, и главной была мысль о том, что таких безнравственных и легкомысленных красавчиков надо держать за решеткой как угрозу всему женскому роду.
Сент-Джон опустил подзорную трубу, оглянулся и слегка поклонился. Робин едва заметно кивнула, холодно и с достоинством. Навстречу спешил Зуга; радостный и возбужденный, он схватил сестру за руку и подвел к борту.
Над зеленовато-стальными волнами Атлантики возвышалось чудовищное серое нагромождение скал, изрезанное глубокими ущельями, из которых выплескивалась темная зелень. Робин не помнила гору такой огромной – она заполняла весь восточный горизонт и упиралась в небеса, скрываясь там под толстой шапкой белых облаков. Белоснежная масса беспрестанно клубилась, переваливалась через край, словно пена на закипающем молоке, выплескивалась на склоны и чудесным образом исчезала, позволяя разглядеть
