взаимосвязано и так сильно переплетено между собой, что человек не должен думать, будто он может выжить один и один может изменить все к лучшему с помощью простых и решительных мер, подобных революционным преобразованиям. Общество похоже на сложный растущий организм, а не на механизм, который можно быстро переделать с помощью простых действий. Для сохранения существующих ценных аспектов общества часто необходимы и желательны реформы.
Но они должны проводиться с осторожностью, постепенно. Каждый индивид и каждая партия должны осознавать, что традиция содержит мудрость, которая глубже, чем отдельные и конечные частные мнения. Необходимо признать, что не существует простых одноразовых решений, которые давали бы нам право отменить все то, что создали наши предшественники, и вводить по мановению руки нечто новое и хорошее. Общество покоится на взаимодействии групп и поколений, и его развитие требует времени.
Итак, консерватизм, как и либерализм, не только обладает пониманием таких отдельных политических институтов, как формы правления и юридическо-экономические права и системы, но и разрабатывает фундаментальную точку зрения на то, чем на самом деле являются общество и человек и что мы можем знать о них. Консерватизм утверждает, что обладает наиболее адекватными категориями для правильного понимания общества и тем самым для правильных действий.
Консерваторы так же утверждают, что они лучше, чем представители конкурирующих идеологий, знают, что является ценным. Однако различные идеологи имеют несовпадающие точки зрения не только по поводу ценностей. Различие между тем, что мы назвали ценностным консерватизмом, и либерализмом заключается не только в том, что первый сильнее второго подчеркивает важность разумной жизни (в нормативном смысле) в конкретных исторических обстоятельствах. Не сводится оно и к тому, что либерализм по сравнению с консерватизмом придает гораздо большее нормативное значение возможностям индивида по максимизации личной выгоды в соответствии с просвещенным личным интересом. Специфические особенности этих идеологий могут быть прослежены вплоть до фундаментальных различий во взглядах на то, чем мы являемся в качестве социальных созданий и что мы можем знать.
Не будет преувеличением сказать, что важное различие между либерализмом и консерватизмом заключается в их взглядах на свободу. Говоря упрощенно, консерватизм трактует порядок и власть как более важные по сравнению с индивидуальной свободой. В то же время либерализм рассматривает последнюю в качестве той фундаментальной ценности, обеспечение которой только и может оправдать порядок и власть. При этом следует отметить, что в обыденном политическом дискурсе часто остаются непроясненными взгляды на то, что такое свобода и насколько она ценна.
Эти взгляды также не связываются с представлениями о человеке и обществе. А потому редко обсуждается их обоснованность и разумность. Когда мы говорим о свободе, то предполагаем, что имеется некто, свободный от кого-то или чего-то. Другими словами, мы обязательно располагаем определенными базисными представлениями о том, чем действительно являются человек и общество [см. различные социально-философские и эпистемологические точки зрения на взаимосвязи индивида, сообщества и познания].
До некоторой степени консерватизм может находиться на одних позициях с социализмом, когда дело касается критики более радикальных концепций индивида, принадлежащих классическому либерализму. В соответствии со своим критическим отношением к либералистскому индивидуализму и в соответствии с более положительной точкой зрения на порядок и власть консерваторы имеют более позитивное (или прагматическое) представление о роли государства для общества, чем классические либералисты (будь они сторонниками экономического или культурного либерализма).
Можно также сказать, что консерватизму не присуще слишком большое преклонение перед порядком и властью, которое характерно для фашизма. Консерваторы защищают органически возникающий социальный порядок и дистанцируются от политиков, которые стремятся насадить новый порядок волевым и насильственным способом.
До некоторой меры Берк соглашается с юмовской критикой разума (и концепции естественного права). Он также в основном разделяет руссоистскую критику индивидуализма эпохи Просвещения. Подобно Юму, Берк противопоставляет разуму чувства, привычки и соглашения. Подобно Руссо, он выдвигает сообщество против индивидуализма. При этом чувства, привычки, соглашения и сообщество рассматриваются Берком в историческом аспекте: история и традиция священны и требуют уважения. Политически это означает, что Берк выступает против всех видов такого реформизма, который, по его мнению, основан на теоретических соображениях и не вырастает органически из истории. Как революционные изменения, так и сознательное социальное планирование вызывают у него подозрение. Общество должно расти, подобно растению. Мы должны проводить политические реформы, но, как хорошие садовники, не должны мешать естественному общественному развитию с помощью революции и планирования.
Для Берка традиция ценна и мудра сама по себе. Таким образом, он является выразителем некоторого формального консерватизма: то, что сохраняется, так сказать, в течение некоторого времени, имеет право на существование и должно уважаться. Однако ясно, что если этот формальный консерватизм продолжить слишком далеко, то мы придем к оппортунизму, согласно которому во имя консерватизма необходимо защищать все наличные ситуации, поскольку они уже «существуют».
Хотя Берк настроен явно антиреволюционно и недвусмысленно превозносит историческую непрерывность, он все же хочет сохранять не все, а определенные специфические ситуации. Вряд ли его можно назвать оппортунистическим формальным консерватором.
Так, Берк защищает общество, которое основано не на расчетливом личном интересе, а на органических группах, подобных семье и ближнему соседскому окружению. В этих тесно связанных группах люди соединены друг с другом конкретными эмоциональными отношениями, которые скрепляют, не играя при этом роль внешних принципов или требований. Такие конкретные сплоченные сообщества изменяются от страны к стране, от народа к народу. Не существует одной и той же системы традиций и соглашений, применимой во всех местах. Эти различные формы жизни в значительной степени основаны на соглашениях, а не на природе, и как соглашения они неизбежны. Это означает, что мы должны иметь ту или иную форму жизни, которая основана на соглашениях. Однако в ходе радикальных изменений форм жизни может быть утрачена определенная часть социально-созидательной близости. Поэтому мы должны уважать и защищать все существующие различные органические формы жизни.
Именно на этой основе протестант Берк отстаивал индийскую культуру и религию от разрушения со стороны британских колонизаторов. На этом примере видно различие политических последствий радикального либерализма и ценностного консерватизма. Первый оперирует абстрактной концепцией индивида, согласно которой все индивиды в принципе тождественны в той мере, в какой они стремятся только к удовольствию и получению прибыли. Второй не упускает из виду как историческое и культурное многообразие форм жизни, так и богатство и сложность человеческого поведения.
Итак, органический ценностный консерватизм видит много вещей, которых не замечает механический либерализм с его атомистическими «очками». Среди них сообщество, история, сложность как социума, так и человека.
Радикальный либерализм имеет, в некотором смысле, то же самое преимущество, что и атомизм Демокрита. Путем упрощения он предлагает рациональную модель определенных аспектов реальности. (Именно поэтому этот вид либерализма так подходит для самопонимания человека в рыночных и экономических условиях).
Ценностный консерватизм сталкивается с противоположной проблемой. В культурном аспекте предлагаемая им теоретическая картина более адекватна, но в то же самое время вся обнаруживаемая им органическая сложность может быть слишком подавляющей. Ценностный консерватизм обнаруживает тенденцию утверждать, что общество настолько сложно, что мы не в состоянии вообще понять его. Эта мысль типична для Берка: общество и история более мудры, чем индивиды и их предполагаемый разум. Однако такая скромная оценка нашей человеческой способности понимания может привести к определенному иррационализму: разум ограничен и его надежность не превышает возможностей чувств и предрассудков [Многие полагают, что разум является универсальным и надежным, а чувства — непостоянными и изменяющимися от индивида к индивиду, поэтому мораль, основанная на чувствах, является относительной.]. В свою очередь, это может вести к политической пассивности: общество слишком сложно, чтобы его понять. Оно настолько сложно, что мы не в состоянии что-либо изменить.
