внешние критерии для их оценивания. В этом случае любая эпоха получает смысл в свете общей цели. Эта проблема неоднократно возникает в гердеровской философии истории. В работе И еще одна философия истории человечества Гердер полемизирует с поверхностным тезисом Просвещения о прогрессе. Поддерживая идею Руссо об историческом упадке после счастливого золотого века, он рассматривает эпоху Просвещения в качестве периода упадка. Но все эти оценки предполагают критерии, не принадлежащие определенной эпохе. Для Гердера, как и для Вико, нации и культуры проходят через различные «жизненные циклы» [J.Herder. — S. 48.]. Хотя в этой работе Гердер использует такие слова, как «развитие» и «прогресс», он все же не придерживается идеи беспрерывного прогресса или идеи движения всех культур к одной и той же цели. Культура развивается аналогично отдельной человеческой личности, и это в определенном смысле подразумевает, что они проходят одни и те же жизненные этапы. Культуры и нации рождаются и умирают, как и живые организмы. Поэтому Гердер оперирует с нормативными понятиями типа «период расцвета» и «период упадка» [ср. его трактовку Просвещения как периода «упадка» и «старости»]. В целом в своей философии истории Гердеру не удается избежать конфликта между внутренними и внешними критериями оценивания.
В таких поздних работах, как Идеи к философии истории человечества (Ideen zur Philosophic der Geschichte der Menschheit, 1784–1791) и Письма для поощрения гуманности (Briefe zur Beforderung der Humanifot, 1793–1797) исторический процесс находит свою однозначную цель, а именно, гуманность. Для Гердера собирание народного поэтического творчества и развитие новых гуманитарных наук оказались связанными со «строительством нации», что было актуально для Германии его времени. Таким образом, он легитимирует значимость и предназначение гуманитарных наук. Однако Гердер может быть рассмотрен и как пророк национализма и тем самым культурного релятивизма.
Резюмируя, скажем, что оригинальный вклад Гердера заключается в его принципе индивидуализации. Все исторические явления обусловлены духом времени и особым народным духом (Volkesgeist), который, в свою очередь, определяется внешними физическими и материальными условиями. Аналогично всеохватывающий менталитет эпохи и народа (Volk) задает понимание индивидом его самого и мира. С этой идеей мы снова встретимся в учении Гегеля.
Для Гердера исторические явления обладают собственной самоценностью и должны оцениваться на основе их собственных предпосылок. Очевидно, это создает определенную напряженность между легитимной толерантностью и историческим релятивизмом. Возможно, он сказал бы, что проводит различие между пониманием явления (например, кровной мести) и его одобрением (на основе наших моральных критериев). Его идея гуманности как цели истории в определенном смысле является антирелятивистской, но, по-видимому, несовместима с радикальной версией принципа индивидуализации. Во многом историцизм XIX века так и не смог разрешить эту дилемму.
Шлейермахер и герменевтика
Как мы упоминали, интерпретация текстов была проблемной областью, которая находилась вне поля интересов Канта. Хотя искусство интерпретации всегда занимало центральное место в гуманитарных науках, возникновение современной герменевтики датируется рубежом XVIII и XIX веков. Решающий вклад в ее создание внес немецкий философ и теолог Фридрих Шлейермахер (Friedrich Schleiermacher, 1768– 1834).
Шлейермахер часто рассматривается как автор идеи герменевтического круга, понимаемого в качестве основного принципа интерпретации. Дух, который пронизывает целое (например, текст), оставляет свой отпечаток на его отдельных частях. Части должны быть поняты на основе целого, а целое должно быть понято как внутренняя гармония частей. Точка зрения Шлейермахера на герменевтику отмечена влиянием Романтизма. Центральным аспектом герменевтики становится идентификация исследователя текста с индивидуальным, уникальным содержанием духа («индивидуальностью»), скрывающегося за текстом. Для Шлейермахера герменевтика имеет дело прежде всего не с текстом самим по себе, а с творческим духом, воплощенном в тексте. Основная проблема понимания связана с пространственной и временной дистанцией, разделяющей исследователя и объект понимания. Герменевтика может способствовать преодолению этой исторической дистанции. Как и Гердер, Шлейермахер подчеркивает необходимость идентификации исследователя с текстом, с авторским стилем мышления и с историческим контекстом. Филология оказывает важную помощь в позиционировании исследователя во внутрь интеллектуального горизонта автора и текста. Благодаря этому лучшее понимание текста дает нам лучшее постижение фундаментальных проблем эпохи. Кроме того, герменевтическая интерпретация может быть понята как возобновляющееся круговое движение от целого к частям и от частей к целому.
Следуя Шлейермахеру, герменевтика вызвала серьезный переворот внутри новых гуманитарных наук. Она оказалась общей основой не только для теологии, литературоведения, юриспруденции и историографии, но и для остальных гуманитарных наук. В определенном смысле, она как их общее достояние способствовала конституированию их уникальности по отношению к естественным наукам. С герменевтической точки зрения, целью гуманитарных наук является понимание, а естественных наук — объяснение.
Историческая школа — Савиньи и Ранке
Гердер явился пионером «историцизации» (historicization) гуманитарных наук. Наряду с так называемой исторической школой (в историографии) радикальная историцизация затронула и другие гуманитарные науки. Она коснулась и теологии (так называемое направление высшей критики — higher criticism) в рамках исследований Библии, представленное, например, Давидом Фридрихом Штраусом, David Friedrich Strauss, 1808–1874, автором книги Жизнь Иисуса, Das Leben Jesu, 1835–1836, и юриспруденции (Савиньи), и историографии (Ранке).
Кроме того, историческая школа способствовала определенной сциентизации гуманитарных наук. Историко-критический метод с его акцентом на критике источников и ориентацией на факты корректирует гердеровскую эмпатию и присущее Романтизму особое внимание к духу времени и национальному духу. «Сами вещи» снова становятся первичными.
Подобно Гердеру и романтикам, Фридрих Карл фон Савиньи (Friedrich Karl von Savigny, 1779–1861) и Леопольд фон Ранке (Leopold von Ranke, 1795–1886) считали, что история характеризуется органическим развитием и радикальное вмешательство в историю препятствует ее естественному развитию. В XIX веке эта идея становится аргументом в пользу политической стабильности и консервативного нежелания проводить реформы. Это особенно видно на примере исторической школы в юриспруденции. После наполеоновских войн в Германии возникло национальное движение против французского рационализма, концепции естественного права и гражданского кодекса Наполеона (Code Civil). Демократические и эгалитарные элементы в юридическом мышлении того времени, основанные на идее естественного права, были заменены антирационалистическим национальным историцизмом, уходящим корнями в сугубо немецкую историко-юридическую традицию.
Савиньи сравнивает органическое развитие права с изменениями языка. Это сравнение накладывает явные ограничения на законодательную деятельность. Право, язык, традиции и обычаи представляют выражение души немецкого народа. Поэтому право должно, как и язык, соответствовать характеру народа (volksmaBig). Научный подход к праву должен быть историко-генетическим и опираться как на эмпатию, так и на критику исторических источников.
Итак, Савиньи рассматривает право и все остальные культурные явления как выражение национального духа [См. F.von Savigny. Der Beruf unserer Zeit fiir Gesetzgebung (1814). Необходимо подчеркнуть, что Савиньи принадлежит консервативной традиции, которая усматривает в рационализме и концепции естественного права важнейшие причины Французской революции. Эта традиция служит также основанием для критики Савиньи кантовской философии права]. Национальный дух пронизывает все формы
