страданием, чем быстрое. Только (к сожалению) с животными и преступниками не церемонятся, якобы заботясь о минимальном мучении.
Положим, мы укоротим агонию вдвое; но кто нам докажет, что сила неприятного ощущения не увеличилась так же вдвое. Тогда количество ощущений не изменится. Если время страданий мы уменьшаем в тысячу раз, то во столько же раз, может быть, увеличивается мука, или отрицательная сила ощущения.
Как бы ни была тяжела истина, но лучше истина, чем ложь. Лучше знать, чем не знать. Кроме того, гипотеза эта нам поможет сделать полезные для человека и животных выводы. Выходит, что, «сокращая» страдания животных быстрым прекращением их жизни, мы только сокращаем свою собственную горечь сострадания, свойственного человеку. Мы обманываем самих себя, так же как и тогда, когда решаемся на самоубийство «наилучшим безболезненным способом».
Гипотезу сейчас опровергнуть нельзя, но множество возражений можно сделать.
Стало быть, все живые существа в конце концов получают одно и то же, то есть ничего (нуль), как камень, железо и т. д. Какой же смысл жизни?! Значит, нет ни счастливой, ни несчастливой жизни, а есть только волнующееся ничто.
Нет! Есть счастливая и несчастливая жизнь. А если это так, то и жизнь имеет значение. Значение ее состоит в том, чтобы управлять жизнью и природой и делать жизнь счастливой для всего чувствующего.
Счастливая жизнь состоит в постепенном развитии организма без резких колебаний в отрицательную и положительную сторону, ибо эти колебания преждевременно подрывают нравственные и физические силы.
Например: голодание, чрезмерный труд, унижение, болезни, холод, лишения разного рода, созерцание чужих несчастий и мук, муки за родных, детей и т. д. Но не забудем, что эти страдания сопровождаются и резкими ощущениями радости. В самом деле, кто чувствует себя лучше выздоравливающего, кто больше несчастных мечтает и надеется, кто больше униженных возвышается и торжествует — даже от малейшего призрака успеха и почета?!
Кому слаще отдых, сон, пища, малейший намек на удобства, на теплоту, как не нуждающимся!
Колебания эти все-таки разрушают жизнь, и мы справедливо такую жизнь считаем несчастной и нежелательной. Она же приводит иногда и к преждевременному резкому концу, то есть агонии — не продолжительной, но мучительной. Такой человек не может быть и победителем природы. Вот почему такая жизнь недопустима. Она должна возмущать нас, пока мы не упорядочим ее для себя и для других.
Счастливая жизнь, конечно, прямо противоположна. Это тихое, постепенное, гармоническое развитие всех человеческих сил, без напряженного, мучительного труда, на пользу всего живого; это победа человека над природой; избавление всего страдающего от мук. До известного возраста такая жизнь должна сопровождаться тихим счастьем и полным удовлетворением. За пределом этого возраста начинается такое же медленное угасание, ряд отрицательных ощущений, но настолько слабых, что они не мешают даже более плодотворной деятельности, сопровождаемой лишь слабой грустью и пресыщением жизнью.
Тихое, продолжительное умирание требует некоторого терпения, но не ужасает, не мучит, не страшит заранее.
Естественный и искусственный подбор, стремясь к этому условному счастью, делая жизнь все более и более сложной, в течение тысячелетий может выработать очень совершенные организмы, малочувствительные к радостям и страданиям. Молодость их не очень восторгает, и старость их не очень мучает. Получается философское равнодушие, равнодушие Будды, величие нирваны. Не смертный покой, но жизнь, богатая делами, великими поступками, только философски спокойная. Она стоит на страже нашей планеты и распоряжается мудро жизнью и природой. Не позволяет она возникновения несчастий, горя, болезней, смертных агоний, грубых резких радостей, наслаждений и неизбежно сопутствующих им мучений. Не человек один будет застрахован от этих низких животных чувств, но и все живое. Итак, да здравствует деятельная нирвана, нирвана бесполезных чувств, но не поступков!
С точки зрения нашей гипотезы сделаем ряд практических выводов о жизни людей и животных.
Но прежде попытаемся объяснить причину положительных и отрицательных ощущений живых существ.
Деятельность мозга — вот причина тех живых ощущений, о которых разумное существо более или менее дает себе отчет. Химические реакции происходят в каждой точке существа, но с особенной силой они проявляются в нервной ткани[3]. Деятельность эта бывает двух родов: сознательная, во время бодрствования, и бессознательная — во время сна и в обмороке. Поэтому, конечно, все части тела, даже любая клеточка, живут своей жизнью и не лишены чувствительности, но мы имеем в виду центральный орган, или «я», деятельность и чувствительность которого в конце концов обусловливается состоянием головного мозга.
Малые «я» мы не разбираем, да мы ничего о них практически и не знаем. Далеко не точный отчет о своей деятельности и состоянии может дать только центральный нервный орган человека.
Самочувствие, то есть приятное, равнодушное или печальное настроение, зависит от силы деятельности центрального нервного органа.
Если эта деятельность повышается, то самочувствие положительно, то есть оно, смотря по «ускорению» этой деятельности, может быть приятно-спокойным, радостным, сладостным, блаженным и т. д.
Если эта деятельность не возрастает и не убывает, то есть «ускорение» равно нулю, то мы равнодушно покойны; несмотря на сложные мысли и деятельность органов, мы погружены в нирвану, но нирвану живую, деятельную, желательную. Наконец, если ускорение деятельности центрального органа отрицательно, то есть нервная деятельность мозга ослабляется, угасает, то существо чувствует себя нехорошо: самочувствие плохое. Судя по величине отрицательного ускорения, мы можем себя чувствовать не совсем хорошо, плохо, дурно, гадко, отвратительно, ужасно, мучительно и т. д.
В детстве и юности деятельность мозга, очевидно, усиливается до известных лет. В самом деле, количество идей, способностей, знаний и т. д. понемногу возрастает. И вот почему детство и молодость прекрасны. Этот период сменяется безразличием и равнодушием, потому что в общем деятельность мозга перестает возрастать: организм становится менее восприимчивым, все впечатления уже знакомы, все старо, надоело. Центральный нервный орган получает столько же, сколько и теряет. На старости лет изменяет память, восприимчивость к внешним впечатлениям очень ослабляется, мозг теряет из запаса идей гораздо больше, чем приобретает. Жизнь умственная, или деятельность мозга, угасает. Происходит кое-где разрушение, потери все более и более, пока существо в глубокой старости не перейдет к младенческому состоянию и даже к идиотизму.
Это угасание химической энергии сопровождается тяжестью жизни, тоскою, стремлением к самоубийству и другими страданиями. Все животные, даже самые низшие, в качественном отношении испытывают тот же порядок явлений в течение своей жизни. То есть имеют радостную молодость, спокойный зрелый возраст и мучительное угасание жизни — старость и смерть.
Но максимум жизненной деятельности различных существ зависит от сложности мозга, или от количества нервных клеток этого органа. Чем их больше, тем жизнь сложнее и богаче ощущениями. Величина одной клетки у разных существ не пропорциональна их величине, а почти одинакова. Поэтому число нервных клеток существ приблизительно пропорционально объему мозга.
Понятно после этого, что не может быть количественного сходства в умственной и чувственной жизни разных организмов: у маленьких организмов и ощущения маленькие и, в общем, тем меньше, чем сами они меньше.
Мы даже не можем себе представить простоту душевной жизни и слабость соответствующих ощущений существ, стоящих на самой низкой ступени чувствующего, живого мира. Некоторую аналогию еще можно видеть между позвоночными и человеком.
Итак, жизнь иных существ не только не сознательна, но и не богата ощущениями. Максимум и минимум лежат весьма низко. Недаром Декарт считал животных нечувствующими механизмами; для самых низших существ это почти верно, но, конечно, это далеко от истины для собак, лошадей, овец, мышей и т. д.
