В романе «Двадцать лет спустя» в 1648 году мы находим Портоса в его владениях. Он называет себя господин дю Валлон де Брасьё и де Пьеррфон. Он богат; его беспокоит одно — желание быть бароном. Он решает помогать д’Артаньяну, который втягивает его в гражданскую войну и в поездку в Англию. В конце романа он получает желанный титул и возвращается в Пьеррфон. Но, как и у Атоса, его путь на этом не заканчивается, мы встречаем его в «Виконте де Бражелоне», где он погибает, раздавленный, под тяжестью огромной скалы.
На самом деле Исаак де Порто не был ни бароном дю Валлоном, ни сеньором де Брасьё и де Пьеррфоном, как утверждает Дюма.
Интересно отметить, что Гюстав Симон в своей книге «История сотрудничества: Александр Дюма и Огюст Маке» дает литературному персонажу Портосу прототип — это дед Огюста Маке, друга Дюма и большого любителя мемуарной литературы.
Вот это имя и произнесено! Так уж получается, что, говоря о творчестве Александра Дюма, не упомянуть Огюста Маке невозможно. Да-да, того самого господина Маке, который был очень хорошо знаком с творением де Куртиля, на его основе он написал сюжетную канву историко-приключенческого романа, главным героем которого стал д’Артаньян, а Дюма использовал ее как черновик романа «Три мушкетера». Андре Моруа в книге «Три Дюма» пишет:
«Маке выступал лишь в роли мраморщика, а скульптором был Дюма. У Дюма уже выработались более или менее постоянные приемы работы с соавторами. Соавтор писал сценарий. Дюма прочитывал его „в один присест“ и затем использовал как черновик. Он переписывал текст, добавляя тысячи деталей, придававших ему живость, переделывал диалог, в котором не имел себе равных, тщательно отшлифовывал концы глав и увеличивал общий объем, чтобы удовлетворить требованиям, предъявляемым к роману- фельетону, который должен был тянуться долгие месяцы и держать читателей в постоянном напряжении».
Пожалуй, здесь нам стоит остановить наше повествование и позволить себе порассуждать немного на тему феномена «литературного батрачества». Известно, что на Александра Дюма работала целая команда так называемых «литературных негров». Ничего удивительного в этом нет; в XIX веке подобное «сотрудничество» было весьма распространено. При этом принято считать, что Дюма в основном писал сам, а помощникам доверял лишь подбор исходного материала. Так вот, Огюст Маке был главным из его «негров», и вместе они составляли идеальную пару: резонер Маке умел гасить излишние азарт и пылкость своего «шефа».
Огюст Маке родился в 1813 году, а с Дюма он познакомился в 25-летнем возрасте. В то время Маке был простым преподавателем истории, но одержимым мечтами о литературной славе. Он даже написал пьесу под названием «Карнавальный вечер», но ни в одном театре ее не приняли, и тогда его приятель Жерар де Нерваль посоветовал ему показать пьесу Дюма. Дюма переделал пьесу, и она была сыграна под названием «Батильда». После этого Маке был в восторге и тут же принес Дюма еще одно свое произведение, называвшееся «Добряк Бюва», и после доработки Дюма оно превратилось в роман «Шевалье д’Арманталь», который до сих пор считается написанным в начале 1840 года, «в счастливую пору расцвета таланта и первых шумных успехов Дюма-романиста».
Потом Огюст Маке стал постоянным соавтором Дюма. Вместе они написали множество исторических романов, в том числе «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Граф Монте-Кристо» и другие.
Плодотворное сотрудничество продолжалось вплоть до 1858 года и закончилось крупным скандалом: Огюст Маке затеял судебный процесс против Дюма с требованием, чтобы тот признал за ним авторство романов, написанных ими вместе. Естественно, Маке проиграл процесс, так как не смог предоставить неопровержимые доказательства своей правоты.
Историки и литературоведы до сих пор делятся на два лагеря: одни считают, что Дюма был полноправным автором своих лучших произведений, другие — что на него работала целая «литературная фабрика». Первых, конечно же, больше, так как доказать факт использования труда «литературных негров» практически невозможно. Однако каждый имеет право на свое мнение, а посему изложим некоторые факты, которыми оперируют обе стороны.
С одной стороны, фактом является то, что пьесу Маке «Карнавальный вечер» отвергли все театры и ее премьера состоялась 14 января 1839 года лишь после существенной переделки Дюма. С другой стороны, а реально ли вообще, чтобы столичный театр принял пьесу какого-то неизвестного автора без протекции или «соавторства» какого-нибудь мэтра? С одной стороны, принято утверждать, что Маке не написал роман, известный под названием «Шевалье д’Арманталь», а лишь принес Дюма какие-то разрозненные страницы, которые тот «основательно перелопатил и довел до кондиции, то есть до уровня хорошего авантюрного романа». Но в ответ на это можно привести другое соображение, исключительно маркетинговое. В те времена романы печатались с продолжениями и оплачивались построчно. Так вот, издатель просто сказал, что роман, подписанный Александром Дюма, будет стоить три франка за строку, а подписанный Дюма-Маке — всего тридцать су, то есть в два раза меньше. Многие начинающие авторы в такие моменты предпочитают деньги своему имени над заглавием. Именно так поступил и расчетливый Огюст Маке. А потом так и пошло: Маке искал источники и писал так называемую «рыбу», ее обрабатывал Дюма, а деньги делили пополам. Так бы и продолжалось, но романы становились популярными, и самолюбие Маке оказалось уязвленным. Известность и успешность компаньона поразили Маке до глубины души: все читали Дюма, все восхищались Дюма, а его имени не знал никто…
А как же амбиции? А как же уровень самооценки? Как же литературное бессмертие, в конце концов? После этого он и подал в суд на Дюма, потребовав справедливости, то есть признания его, Огюста Маке, соавтором всех бестселлеров, вышедших под именем Александр Дюма.
Судиться с мэтром — всегда дело безнадежное. В своей заключительной речи судья сказал, что он изучил все представленные материалы, что он признает, что господин Маке проделал немалую исследовательскую работу по заказу господина Дюма, но за эту работу он получил сполна все, что ему причиталось, а вот на вопрос о том, можно ли считать господина Маке соавтором знаменитых романов, суд вынужден ответить отрицательно.
Фактически работа Огюста Маке была признана чисто технической, то есть на уровне черновиков, которые никогда не стали бы романами, «если бы к ним не прикоснулся своим великим пером господин Дюма».
Ряд сторонников Дюма в этом вопросе потешается над проигравшим: мол, лучшим доказательством «служит дальнейшая судьба Маке, который, разумеется, и после суда твердил, что подлинный автор „Трех мушкетеров“ — он, а не халтурщик Дюма. Твердить-то Маке твердил, а вот написать ничего не написал». Или вот, например, такая сентенция: «Месье Маке так и не стал автором бестселлеров — как не был он им до встречи с Дюма. Ибо рутинная техническая работа — это одно, а талант — совсем другое».
Действительно, Маке и после суда не сдался и опубликовал главу о смерти Миледи в том виде, в котором он ее написал много лет назад. Поклонники творчества Александра Дюма до сих пор считают, что этим Маке только доказал, что лучшее в романе «Три мушкетера» принадлежит перу самого читаемого французского автора в мире.
На этом, казалось бы, данный вопрос можно было бы и закрыть. Однако что можно возразить на то, что, например, сравнивая уровень «Трех мушкетеров» и «Виконта де Бражелона», просто диву даешься. Словно разные люди писали. Первая книга куда продуманней, живее, изящнее и остроумнее, чем продолжение.
Безусловно, никто не собирается, говоря о соавторстве, слишком переоценивать вклад Маке, и уж тем более никому и в голову не придет занижать роль самого Дюма. Однако и называть роль Маке «рутинной технической работой» тоже не следовало бы. Этот человек, будучи историком, собирал фактические материалы, строил сюжетные линии, составлял планы глав. Очень похоже на то, что Дюма правил «рыбу» Маке лишь стилистически, иногда вводя кое-какие второстепенные персонажи и разворачивая диалоги. Вот, например, типичный диалог, взятый из романа «Три мушкетера»:
«— Ваше сиятельство целы и невредимы? — спросил трактирщик.
— Целехонек, милейший мой хозяин. Но я желал бы знать, что с нашим молодым человеком.
