дедушка Бо. Как только вы заснете, они придут к вам.
Щенок по прозвищу Косточка и добрый дед были единственными приятными воспоминаниями в жизни Джека. Вся его жизнь была сплошным кошмаром, связанным с его умственной отсталостью, нищетой, побоями и издевательствами.
Джек Марвин с отчаянной надеждой посмотрел на меня.
– Они все будут там, когда я умру?
– Да. Вам надо будет только заснуть, и они выйдут к вам навстречу.
– Откуда вы знаете?
Я замешкалась с ответом.
– Потому что умершие люди приходят ко мне когда я сплю. – «В кошмарах», – следовало бы добавить, но я не стала этого делать.
– И вы точно знаете, что они там?
– Они всегда там, – подтвердила я. – Мне достаточно только закрыть глаза.
Джек шумно выдохнул воздух:
– Значит, я тоже могу это сделать.
– Пора идти, мисс Юнион, – раздался с порога голос чиновника.
– Мисс Дарл, – прошептал Джек Марвин, – я очень боюсь.
Я на мгновение застыла. Мне хотелось сделать что-нибудь – что угодно! Разрушить стены и вывести отсюда этого взрослого ребенка куда-нибудь в менее жестокий мир…
– Позвольте мне обнять вас, – тоже шепотом ответила я.
Он обхватил меня своими огромными ручищами, потом отпустил и свирепо посмотрел на священника.
– Отдайте ей подарок!
Священник вздохнул и достал что-то из кармана.
– Мистер Марвин попросил меня купить это для вас.
Я осторожно развернула белую мягкую бумагу. В ней оказалось маленькое розовое сердечко с нарисованными на нем крошечными цветами.
– Мое сердце будет всегда принадлежать вам, – сказал Джек Марвин.
Я была на грани безумия. Джек Марвин вдруг стал Джаспером Уэйдом, стал Эли, стал мной самой. Он стал воплощением всех страшных воспоминаний, которые я хранила в самой глубине своего сердца все эти оды. Господи, мне придется снова увидеть смерть человека!
– Я сохраню это. – Я поцеловала его в щеку. – Я люблю вас.
Вероятно, впервые за всю его жизнь кто-то сказал у такие слова. Джек заплакал.
– Теперь я могу отправиться в рай, – пробормотал он.
Несколько минут спустя я словно под гипнозом вошла в крохотную комнату, где Джеку Марвину предстояло умереть. Молодой репортер с телевидения Флориды негромко заметил:
– Не представляю, как вы можете здесь находиться.
Я промолчала. Я и сама этого не понимала.
Все присутствующие уселись на грубо сколоченные скамьи. Журналистка службы новостей одного из кабельных каналов нагнулась ко мне:
– Я слышала, что «Группа Феникс» оплатила кремацию Пучеглазого Марвина, а вы собираетесь отправить его пепел в свой родной город в Северной Каролине. Это правда?
Я проигнорировала вопрос, и она что-то злобно пробормотала сквозь зубы. Мои нервы были напряжены до предела. Когда служащие ввели Джека, посадили в кресло и привязали его массивные руки к подлокотникам, он задрожал и посмотрел в мою сторону.
– Мисс Дарл, я сейчас закрою глаза и не буду открывать их до тех пор, пока Косточка и дедушка Бо не придут за мной. – Он помолчал. Его губы дрожали. – Я не боюсь, потому что вы здесь и вместе со мной ждете их прихода, мисс Дарл.
Я только кивнула – говорить я не могла. Сильный запах антисептика в комнате, гудение кондиционера, Жужжание камер – все это давило на меня, как каменная плита. Я видела Клару и Джаспера, пузырьки воздуха на воде пруда с фонтаном, кровь на земле перед Каменным коттеджем. Видела Эли, цеплявшегося за убитого отца, и его пустые глаза, когда он смотрел вслед начальнику полиции Лоудену, который волок меня прочь. А теперь я вынуждена была смотреть, как Джек Марвин сидит в кресле, словно распятый, а палач делает ему внутривенную инъекцию, от которой он заснет, чтобы больше никогда уже не проснуться. И все потому, что я снова не сделала или не сказала того, что было нужно… Я беззвучно заплакала. Вцепившись в пластмассовое сердечко, я прижимала его к щеке, чтобы Джек Марвин видел его.
Он улыбнулся и закрыл глаза.
Чтобы больше никогда не открыть их.
Во дворе тюрьмы царил хаос. Десятки протестующих выстроились у входа, размахивая плакатами и нараспев скандируя лозунги перед телевизионными камерами. Около половины призывали к убийству Пучеглазого Марвина. Почти столько же протестовали против его казни. Камеры послушно записывали все происходящее на пленку для разных телевизионных каналов и местных телестанций. Цепочка полицейских с трудом удерживала манифестантов, не давая им выйти за ограждение. Горячее, почти тропическое солнце
