кварталы, а за ними и за островами дельты блеснула ширь Двинской губы.
Ведомые подошли к самолету командира звена так близко, что сквозь плексиглас кабин хорошо различались лица.
— Шурик! Не вижу лидера. Где он?
— Зачем-то ушел в сторону.
Усенко взял направление на базу.
— Беркут, Беркут! — донесся тревожный голос в эфире. — Я — «тройка»! Барахлит мотор. Прошу разрешения произвести посадку. Я — «тройка»! Прием!
«Тройка» — позывной лидера Рудакова. Константин забеспокоился: чего доброго, посадят и его!
— «Тройке» посадку разрешаю! Я — Беркут! Прием!
Усенко включил рацию:
— Беркут! А что мне делать? Я — Сокол семь! Прием!
«Земля» долго молчала. Звено «Петляковых» успело сделать над островом два круга, когда Богомолов приказал:
— «Семерка»! Вам следовать самостоятельно! Прием!
Самостоятельно? Такой вариант полета при подготовке не предусматривался, и экипаж к нему не был готов. Вообще-то подобная ситуация в авиации случается, и она не вызвала бы у летчиков недоумения, если б… Константин тревожно посмотрел на бомбардира. Тот сидел с невозмутимым видом, будто всю жизнь только и делал, что летал над морем, но где-то в его зрачках мелькнули беспокойные искорки. Эти искорки Усенко воспринял как проявление неуверенности и грубо спросил:
— Слышал приказ?
Гилим утвердительно кивнул головой.
— Я тебя спрашиваю, — распаляясь, повторил пилот. — Уверен в себе? Дойдем? Что молчишь?
— Обязаны! Щербаков же и Устименко улетели?
— Да! Но они с лидерами! Может, подождем Богомолова?
Бомбардир твердо взглянул в глаза командира.
— О чем речь? Нужно — значит, дойдем. Самим даже лучше: не на кого надеяться. Пригодится на будущее. Держи курс.
Усенко недоуменно двинул плечом, несколько секунд размышлял. Потом решительно включил радиопередатчик:
— Беркут! Вас понял: выполнять самостоятельно! Прием!
— Понял правильно, «семерка». Счастливого пути!
Под самолетом потянулся совершенно пустой берег.
Напротив него залив бороздили, распуская белые усы, катера, дальше в открытом море маячили приземистые, окрашенные в серый цвет корабли. В их носовой части Константин разглядел пушки. Вспомнил, как в далекой Сибири, где 13-й авиаполк дожидался очереди получать самолет, с ними были морские летчики, и они рассказали, что по внешнему виду могут точно определить не только классы кораблей, то есть назначение, но и типы, даже названия, а значит, узнать размеры, скорость хода, вооружение, что важно при расчетах на бомбометание. Сейчас же летчик глядел на серую посудину и не ведал, к чему она относится: к катерам, тральщикам или к крейсерам?
«Чтобы летать и воевать над морем, — вздохнул он, — все это следует изучить! Где? Когда? У кого?»
— По времени подходим к Зимнегорскому маяку, — предупредил Гилим. — Как увидишь его, скажи.
Морские маяки Константин не раз видел на фотографиях. В окружении добротных каменных зданий обычно высилась круглая башня, в куполообразном верху которой размещался светильник с линзами. Башню-то он и высматривал. А ее не было. Ничего похожего. Правда, в лесу промелькнул одинокий, огороженный забором домик с треногой на крыше, но летчик на него не обратил внимания и не догадался, что это и был разыскиваемый маяк.
Между тем берег окончательно исчез под крылом. Впереди и с боков насколько хватал глаз блестела только беловатая морская равнина. Пе-3 летел над ней плавно, ровно, без привычного подергивания. Впрочем, летел ли? Органы чувств не воспринимали движения. Казалось, самолет висел на одном месте. И висел он как-то странно: вроде все время норовил завалиться влево. Константину приходилось быть начеку. Моторы ревели дружно, напористо, но в их гуле, казалось, появились какие-то новые, незнакомые и потому тревожные ноты. Все это настораживало, порождало нервозность. В сознании летчика незаметно началась схватка между разумом и ощущениями. Разум утверждал: все приборы одновременно отказать не могли, их показания правильные, им надо верить, спокойно продолжать полет. Но в сердце все глубже вползал тревожный холодок близкой опасности, а с ним оглушающий, парализующий волю крик инстинкта самосохранения.
Константин оглянулся. Ведомые прижались к его машине вплотную так, будто искали у него, своего командира, защиты.
— Гилим! Сколько мы летим над водой?
— Три минуты.
— Сколько?! — Константин недоверчиво посмотрел на бортовые часы, на наручные: они показывали одинаково.
— Точнее: три минуты семнадцать секунд!
«Всего три минуты, а показалось… вечность! Как же морские летчики летают часами? Что они при этом испытывают? Так же можно сойти с ума! — размышлял летчик над своими ощущениями. — Да! Чтобы летать над морем, как они, надо иметь не нервы, а стальные канаты… А как ведут себя молодые?!» Он посмотрел влево-вправо. Те жались. И тогда лейтенант снял левую руку с секторов газа и, подняв вверх палец, показал его одному и второму. В ответ Новиков и Макаров так радостно закивали головами, будто командир наградил их. В этой торопливости Усенко увидел душевное состояние парней, понял и не осудил. Что делать? Случись сейчас авария, садиться или прыгать придется… в воду! Спасет ли капка, если в округе не видно ни одного суденышка?.. Вода не земля! Там, куда ни ткнулся, всегда доберешься до людей…
Да, нелегко давался первый полет над морем.
За носом самолета появилось чуть заметное туманное облако. Точнее, темная полоска. Усенко вгляделся. Полоска понемногу уплотнялась, увеличивалась, простиралась вширь.
— Ну-у! — с шумом выдохнул Гилим. — Наконец-то берег! Никогда не думал, что он такой желанный! — В голосе бомбардира откровенно звучала радость.
— Шурик! Шо цэ ты стал таким говоруном? Не узнаю.
— А ты?
Летчики облегченно рассмеялись.
Туманная полоска точно была берегом. Но берегом каким-то странным: на нем отсутствовала привычная глазу зелень лесов, кустарников, холмов. Вместо них на совершенно ровной, голой и серой местности до самого горизонта частыми лишаями блестели лишь бесформенные пятна водоемов. Приглядевшись, Константин с трудом узнал в этих пятнах болота и озера. У их берегов голубели полоски воды, а всю середину занимали… льдины. В разгар лета в воде плавал настоящий лед?!
«Это же… тундра!» — догадался летчик. Так вот какая она! Унылая, однообразная, пугающая не только пустотой, безжизненностью, но и холодом!
На карте Константин отыскал черную точку с надписью: «Изба». Захотелось посмотреть, как она выглядит с воздуха, а заодно уточнить место нахождения группы. Но сколько он ни вглядывался, ни напрягал зрение, никакого подобия избы не нашел. Ошиблись картографы? Или с воздуха ее не отыскать? Как же тогда ориентироваться в такой местности?!
— Радиосвязь с «Розой» установлена! — сообщил Гилим.
«Роза» — позывной Энска. Значит, скоро аэродром!
В серой бесконечности тундры появилась петляющая речушка, намного полноводнее тех, которые попадались прежде. Речушка нырнула под самолет, чуть раздвинула крутые берега и уперлась в синь моря. На северном берегу ее между тундрой и морем небольшой складкой вспухло плоскогорье, за которым вдали горбилась невысокая сопка.
