третьем акте этого необычного обеда. Макаби вновь подавил в себе страх.
— Это просто смешно. С вашей стороны жестоко, доктор, так злорадствовать по поводу моих неудач.
Гарниш опять улыбнулся:
— То, что вы мне не верите — единственный промах в моем плане. Я не могу насладиться своей местью сполна, если вы ничего не знаете о произошедшем и если мне не удастся вас убедить. Поэтому я создал одну теорию, и сейчас мы ее проверим. — Он дотронулся до часов. — Во время нашего первого обеда я взял эти ваши часы с собой в закрытую систему. Они оставались там во время передачи, а сегодня я их принес сюда.
Макаби почувствовал комок в горле, от ужаса перехватило дыхание. Гарниш продолжал:
— Я предположил, что если в моей системе будет предмет, принадлежавший вам в нормальном времени, то этот предмет сохранит связь с вашим прошлым, стертым мной. — Гарниш наклонился к Макаби и помахал часами перед его лицом, на котором выступили капли пота. — В конце концов, это все, что осталось от жизни, которая когда-то была вашей. Все остальное я уничтожил, когда передал первое сообщение. Вы верите в психометрию, Макаби? Говорят, что, взяв в руки предмет, можно узнать многое о жизни его прежних владельцев. О чем могли бы рассказать вам эти часы?
Гарниш положил часы на подлокотник кресла Макаби и наклонился к нему.
— Возьми их! — эти слова звучали как приказ, но Макаби не пошевелился. Он не взбунтовался против приказного тона Гарниша, а просто оцепенел от ужаса. Внезапно Гарниш издал странный шипящий звук. Схватив Макаби за руку, он вложил в нее часы. Макаби попытался разжать пальцы и отбросить предмет. Но не мог и пошевелиться. Из его груди вырвался страшный крик; на него хлынул поток звуков, запахов, разговоров. Он почувствовал боль, радость, ликование. Он смеялся, плакал, любил. Его оцепеневшая душа впускала все новые и новые чувства. Перед его глазами стоял один образ. Он чувствовал ее губы, кожу, вдыхал запах ее духов. «Кэролин!» — воскликнул Макаби, и она исчезла. Все исчезло — видения, воспоминания, его жизнь.
Гарниш опять что-то говорил. Макаби посмотрел на него снизу вверх и понял, что лежит на полу.
— Прекрасно! — Гарниш потер руки. — Вот и последнее звено: моя жертва знает обо всем. — Он встал на колени возле Макаби и прошептал: — Кэролин была твоей женой. У вас был сын — Дэвид. В своей области ты был просто гением. Благодаря родителям ты был богат. И все это я у тебя отняд, Забрал себе.
Макаби почувствовал сильный приступ тошноты и с трудом поднялся на четвереньки; его вырвало на ковер. Затем он вытер рот рукавом своего потертого пиджака и встал. Дрожа от ярости и ужаса, ощущая отвратительный вкус во рту, он смотрел в лицо своему врагу. Но взгляд Гарниша был направлен мимо Макаби, его лицо уже опять ничего не выражало. Макаби обернулся. В дверях стояла Кэролин. Ее глаза были широко открыты.
— Родерик, я услышала свое имя… — начала она. Макаби не понял, спрашивала она или обвиняла.
Гарниш выпрямился.
— Кэролин, боюсь, гостю стало плохо после нашего обеда, — он повернулся к Макаби: — Или это от моей сигары?
— Может быть, — прошептал тот, чувствуя стыд, боль и охватывающую его черную бездну отчаяния. Он посмотрел на Кэролин, на долю секунды встретился с ней взглядом и отвернулся.
— Джеймс, с вами все в порядке? — спросила она.
«Я ей все расскажу, — подумал он. — Расскажу… что?» Он посмотрел на нее. Кэролин все еще стояла в дверях — воплощение, всего, о чем он когда-либо мечтал, всего, что он любил. Кэролин, Дэвид, его жизнь, его жизни. Он попытался уловить аромат ее духов, но почувствовал только запах рвоты и понял, что Гарниш победил. Он сглотнул.
— Я в порядке, миссис Гарниш. Думаю, мне лучше пойти домой. Напряженное выражение исчезло с лица Гарниша. Он пожал Макаби руку. «Это ради Кэролин», — подумал тот.
— Жаль. Но я рад, что вы смогли прийти, — произнес Гарниш. — Уилсон проводит вас.
Едва взглянув на Кэролин, он вышел из комнаты. Макаби направился к двери, но Кэролин остановила его, взяв за руку.
— Джеймс! — выдохнула она.
Он обернулся. Глаза женщины были широко раскрыты. Макаби понял, что часы все еще у него, и вырвал руку.
— Простите меня! — воскликнул он и, спотыкаясь, прошел через обеденный зал, бросив часы на стол.
Перед дверью, открытой Уилсоном, Макаби обернулся. Кэролин сидела за столом и пристально смотрела на него. Одними губами она прошептала слово. Он кивнул и выбежал из дома, по его щекам текли слезы.
Макаби шел по длинной улице, хромая, и все тер и тер руку о пальто, руку, которая держала часы, как будто пытался стереть пятно этого вечера со своей кожи. И повторял слово, которое произнесла Кэролин — имя ребенка, который теперь никогда не был рожден. Он шептал: «Дэвид».
Тик-так.
Она снова сидит за столом, держа в руках часы. Слышно, как звенит посуда, которую убирает прислуга, как наверху поет ее муж. Надо было вернуть часы мужу. Но ее муж никогда не был ее мужем. Ее сын никогда не рождался.
Тик-так.
На столе стоит пирог, рядом с ним лежит нож, длинный и острый. Она пытается прочесть надпись на пироге, но от него отрезали куски, и смысла фразы больше не разобрать. Ее жизнь… ее жизни тоже больше не имеют смысла. Она знает, что уже никогда не сможет собрать кусочки вместе или вспомнить, что они означали.
Тик-так.
Проснувшись, она поднимает голову… В комнате темно, в доме тишина.
Только тикают часы. Она удивляется, почему прислуга не разбудила ее.
Она встает и поднимается по широкой лестнице, останавливается у двери в спальню, входит в комнату и бесшумно закрывает за собой дверь. Человек в кровати — незнакомец, но она все же знает его. Она думает о Джеймсе, о Дэвиде. Она думает о пироге. О своей жизни, о своих жизнях. Все — хаос.
Тик-так.
В одной руке она держит часы, в другой сжимает нож, который лежал на столе. Она подходит к кровати. Тик-так.
Перевела с английского Анна ШУРАЕВА
© Douglas Smith. State of Disorder. 2005. Печатается с разрешения автора.
