самое больное место парня. – Подумаешь, фамилия. А мне, например, очень даже нравится. Валентин Малый! – нараспев произнесла она. – Классно звучит.
– Вообще-то Валентином меня никто не называет, – признался парень в тот момент, когда двери лифта со скрипом разъехались в стороны, и, уже шагнув на бетонный пол, добавил: – Все друзья и даже родители Валиком зовут.
– А я буду называть тебя Валентином, – заявила Галина и распахнула перед парнем дверь квартиры.
6
Снегиревой не составило особого труда вызвать Валентина на откровенный разговор. Казалось, парень только и ждал повода поделиться с кем-нибудь своей бедой.
– Три месяца встречались, прикинь! – сокрушенно мотал головой он. – Нет, я же не полный дурак, понимаю, что могла разлюбить, и все такое… Кругом столько высоких, стройных парней, а я так, недоразумение. – Валентин безнадежно махнул рукой. – Метр двадцать с кепкой… Но почему сразу-то не сказать? Зачем меня кретином выставлять?
– В смысле? – подняла брови Галина.
– Понимаешь, я же это не от Аньки узнал, ну, что она с Громом ходит, – принялся объяснять Валентин. – Ромка из девятого «А» сказал. А я не поверил сначала. Ведь она и со мной продолжала встречаться… Кино, кафе, все такое… И в глаза так преданно заглядывает. А потом, короче, увидел их вместе… Идут по улице, за руки держатся. Я, короче, терпеть не могу, когда за ручку ходят… Детский сад какой-то! Ну, я это… подбегаю, короче, к ним и чувствую, ни слова сказать не могу. Язык будто прилип к нёбу, в глазах темно, в горле пересохло, и сердце так колотится, что аж не слышу ничего… А Гром смотрит на меня и говорит: «Ты чего, Малек, заболел? Может, «Скорую» тебе вызвать? А то еще грохнешься в обморок, а мне потом отвечать».
– А Аня? – подалась всем корпусом вперед Снегирева. – Аня-то что?
– Молчала, – вздохнул Валентин. – Ресницами хлопает, будто не понимает ничего, в глаза прямо смотрит и как воды в рот набрала.
– А ты потом разговаривал с ней, ну после этого случая? – спросила Галина.
– Ага, – кивнул Валентин. – В тот же вечер сама позвонила.
Парень помолчал немного, отхлебнул чаю и, глядя куда-то вниз, продолжил рассказ:
– Позвонила и говорит: «Валик, я так перед тобой виновата. Прости, что так получилось… Ты такой хороший, такой добрый, ты в тысячу раз лучше этого Димки Громова… Но люблю я его, а не тебя, и ничего тут уже не поделаешь».
– А ты что? – заглядывая Валентину в глаза, спросила Снегирева.
– Да ничего, – невесело улыбнулся тот. – Сказал только, что, если б я это от нее узнал, было бы честней, да и все. А через месяц, короче… Или нет, месяца даже не прошло. Недели через три, смотрю, сидит моя Анька возле вашей школы на лавочке вся в слезах, платочек мокрый в руках комкает. Я подхожу, в чем дело, спрашиваю. Она не ответила, убежала, короче. А потом узнаю на следующий день, что Анька в больницу загремела. Вены, прикинь, перерезать решила, да мать, слава богу, с работы пораньше отпросилась, иначе бы не спасли, и так крови до фига потеряла. Тут я и начал узнавать что к чему. Как чувствовал, что без Грома дело не обошлось. В общем, кинул он ее, Аньку мою. С какой-то девицей из педучилища спутался, а Аньку побоку. Подружка ее, Верка Томилина, рассказала, что, если б Гром ее просто бросил, ничего бы и не было, ну, поплакала бы, поубивалась, как это у вас, девчонок, обычно бывает, и успокоилась бы. Но он таким гадом оказался… Короче, подослал к Аньке эту самую девицу из педучилища, чтобы та сказала Ане, что Дима просит не досаждать ему звонками и что иначе он якобы вынужден будет обратиться за помощью к Аниным родителям и классной руководительнице, чтобы приняли надлежащие меры. Так и выразилась: «надлежащие меры». Верка говорит, что Анюта и правда бегала за Громом, даже после того как поняла, что он ее бросил, проходу ему не давала. Вообще-то это на нее не похоже, но иногда люди ведут себя странно, согласись.
Снегирева молча кивнула.
– Я в больницу каждый день ходил. Но она за все время ни разу слова не произнесла, – тяжело вздохнув, продолжал Валентин. – Лежит, в одну точку уставилась и молчит. А потом, как выписалась, родители ее в другую школу сразу перевели. Но это правильно, я считаю… Ну а я слово себе дал: отомстить за Аньку. Целый месяц готовился, даже в секцию самбо записался, выслеживал его, изучал, куда и какими дорогами он ходит, а тут ты, короче, как с неба свалилась…
– Слушай, – сосредоточенно сдвинув брови, протянула Снегирева. – Что-то я этого Громова не видела раньше в школе. Он в каком классе учится?
– В одиннадцатом, – ответил Валентин. – А не видела потому, что он раньше в другом районе жил, а сюда месяца два как перебрался, но, как видишь, не растерялся, сразу кипучую деятельность развел.
– А Аня в каком классе учится?
– Училась, – поправил Валентин. – В десятом «Б».
– А какая у нее фамилия? – допытывалась Снегирева.
– Солнцева. Аня Солнцева, – улыбнулся Валентин. – Классная фамилия, правда? Не то что моя. Анюта и впрямь на солнышко похожа, особенно когда смеется.
– Слушай! – так и подскочила Галина. – Так я ее знаю! Вернее, лично не знакома, но много раз видела… Она, кажется, у тебя спортсменка?
– Гимнастикой художественной с детства занимается, – подтвердил Валентин. – Ну как она тебе? Ничего девочка, да?
– Симпатичная, – согласилась Галина. – Скажи, а она тебе по-прежнему нравится, до сих пор?
– Не знаю даже… – Валентин отвел взгляд в сторону. – Нет, в самом деле, не знаю, – горячо заверил он. – Что-то, конечно, осталось… Но одно я знаю твердо: этот гад свое еще получит. К родителям он обратится! Нет, ну скажи, это ж какой сволочью надо быть, чтобы так унизить человека?!
