применены к землям Войск Кубанского и Терского, условия существования коих более или менее общи с областью Войска Донского» {{ Там же. — Л. 159. }} .
К этой декларации была приложена «Смета», носящая, однако, тоже скорее идеологический, нежели финансовый характер. Она не столько дополняла, сколько обосновывала предшествующий текст: «Неминуемое занятие в ближайшее время Донской Области армиями Великогерманского Рейха выдвигает на первый план необходимость организации донской казачьей власти на месте» {{ Там же. — Л. 160. }} .
20 июля 1941 года донской казачий офицер И. Г. Акулинин писал атаману М. Н. Граббе из Парижа: «Если до нашего прихода, на Дону, на Кубани и в других Казачьих краях… будет организована Войсковая власть – немецким Командованием или самими Казаками – наш долг явиться в распоряжение этой власти и дать ей отчёт о наших действиях» {{ Там же. — Д. 34, Л. 89. }} .
Вариант, что «Войсковая власть» вообще не будет создана, не допускался даже теоретически.
В конце сентября 1941 года Общеказачье Объединение в Германской Империи сформулировало «Тезисы к меморандуму Германскому правительству и Германскому Военному Командованию» с просьбой, чтобы:
«1) отдельные члены Общеказачьего Объединения в Германии не были бы мобилизованы для какой бы то ни было работы в освобожденных частях России, а все без исключения были посланы для работы в своих Землях по принадлежности той или иной;
2) было бы разрешено Общеказачьему Объединению принять соответствующие предварительные меры к скорейшей по освобождении наших Земель переброске необходимых сил из нашей среды для установления порядка и руководства всеми сторонами жизни наших Краев;
3) представители Германского Правительства и Германского Военного Командования, при организации власти в освобожденных казачьих территориях Дона, Кубани и Терека, обратили бы внимание на то обстоятельство, что в изгнании проживают представители легитимной власти над этими территориями, наши Вожди – Войсковые Атаманы, и что в интересах и нас казаков, и Германии было бы весьма желательно, а для нас, казаков, это было бы Божьим благословением, если бы организация власти и порядка в наших Землях была передана нашим Войсковым Атаманам в тех пределах, в коих это найдут возможным представители Германии» {{ Там же. — Ф. 5761, Оп. 1, Д. 4, Л. 186. }} .
Авторы составляемых проектов не претендовали на «истину в последней инстанции» и вполне отдавали себе отчёт в том, что их теоретические разработки могут рассматриваться только как предварительные. «Я хотел бы предупредить, – писал генерал-майор М. М. Зинкевич членам Галлиполийского Союза в Праге, – от стремлений теперь же создать политическую программу. Без тесного соприкосновения с русской действительностью это будет иметь отпечаток «эмигрантщины» {{ Письмо генерал-майора М.М. Зинкевича членам Галлиполийского Союза в Праге.11августа 1941 г. – ГАРФ. — Ф. 5796, Оп. 1, Д. 4, Л. 52. }} . Как видно, такая точка зрения принципиально отличалась от позиции Русского Национального Союза Участников Войны, возглавляемого генерал-майором А. В. Туркулом.
Первые признаки разочарования казачьей эмиграции в «освободительной миссии Рейха» появились уже спустя три месяца после начала войны. 4 октября 1941 года Балабин писал Граббе: «Никакие казаки эмигранты казачьих войск не спасут, вместо станиц «Общественные хозяйства», и в них вместо жидов – немцы» {{ Там же. — Ф. 6461, Оп. 2, Д. 34. Л. 113.}} .
В том же письме сообщалось, что некоторые казаки настаивают на подаче самым высшим немецким властям в революционном порядке меморандума о съезде войсковых атаманов в Берлине для решения совместно с немецким правительством казачьих вопросов. Немецкими же властями в циркулярном распоряжении подача меморандумов запрещена, и все казачьи меморандумы складываются в архиве без предварительного прочтения. «Боюсь, что такой меморандум, – заканчивал Балабин, – только повредит казакам, показав нашу недисциплинированность и грубое нарушение их распоряжений. На благоприятный же результат надежды мало» {{ Там же.}} .
Свою трактовку событий с перспективами на будущее дал П. Н. Краснов. 11 июля 1941 года он писал Балабину: «В данное время немецкому командованию нежелательна никакая лишняя болтовня. Войну с Советами ведут немцы – и в целях пропаганды среди Советских войск и населения, – они тщательно избегают какого бы то ни было участия эмиграции. Все, кто угодно – финны, словаки, шведы, датчане, испанцы, венгры, румыны, – но не Русские эмигранты. Это ведь даст возможность Советам повести пропаганду о том, что с немцами идут «помещики» – отнимать землю, что идёт «офицерьё» загонять под офицерскую палку и пр. и т.п. – и это усилит сопротивление Красной армии, а с нею надо скорее кончать…» {{ Письмо генерала П.Н.Краснова генералу Е.И.Балабину от 11 июля 1941 года. — ГАРФ. — Ф. 5761, Оп. 1, Д. 5, Л. 212. }}
Из создавшейся ситуации Краснов видит три возможных выхода. Первый – успешное антикоммунистическое восстание в СССР и образование нового правительства, которое вступит в мирные переговоры с немцами. Второй – немцы оттеснят большевиков примерно до Волги и укрепятся. Будет оккупированная немцами часть России и большевистская Россия, война в этом случае затянется. Третий выход – комбинированный: немцы оккупируют часть России, а в остальной части образуется новое правительство, которое заключит мир с немцами, приняв все их условия.
Краснов считал, что в первом случае эмигрантский вопрос, равно как и вопрос о дальнейшей судьбе казачьих областей будет решаться новым российским правительством, пришедшим на смену сталинскому правительству. Во втором случае этот вопрос будет решаться немецким Главным Командованием для оккупированной части страны. В третьем – немецким Главным Командованием для оккупированной части страны, и в восточной части – новым правительством. «Во всех трёх случаях,
Из всего этого Краснов сделал выводы: Во-первых, «до окончания войны на Востоке русскую эмиграцию не трогать» («переводчики, заведующие питательными пунктами, полицейско-карательные отряды не в счёт»). Во-вторых, «при возрождении России, в Россию будет привлечена лишь небольшая часть эмиграции, вполне проверенная, вне английских и большевистских влияний». В-третьих, «привлечение всей эмиграции с её раздорами, склонностью к безудержной болтовне, комиссиям, заседаниям, философствованию, подсиживанию друг друга почитается
«Если будут восстановлены казачьи войска – (об этом я хлопочу), – заканчивает своё послание Краснов, – то на началах старого станичного быта и самой суровой дисциплины. Кругам и Раде не дадут говорить и разрушать работу атаманов, как это делалось в 1918-1920 годах, итак – все темно и неизвестно, нужно ждать конца войны, предоставив себя воле Божьей и поменьше болтать» {{ Там же.}} .
В этом послании Краснов еще говорит о возрождении России, но уже здесь виден акцент на возрождение казачества. Скоро размышления Краснова о возможностях возрождения страны в целом закончатся. Останутся только планы восстановления казачьих поселений, причем сначала – в местах традиционного проживания казаков в пределах России, затем – вне ее пределов, на территории южной Европы. Положение дел, отразившееся в письмах Балабина – Граббе и Краснова – Балабину характеризуют первый этап идейного развития казачьего антисоветского движения в годы Второй мировой войны. Второй этап будет отмечен негласным признанием того факта, что победы над большевизмом не будет. На этом новом этапе цели казаков будут сводиться к следующим трем моментам: 1) обозначить себя политически в текущей войне, продемонстрировав тем самым, что антисоветское казачье движение живо; 2) принять участие в вооруженной борьбе с большевиками, не столько оказывая помощь Вермахту, сколько осуществляя акцию отмщения большевикам; 3) заслужить в глазах немцев, и, прежде всего, Гитлера, право на благополучное обустройство после окончания войны.
В связи с войной активизировали политическую деятельность не только ревнители «Единой и Неделимой России», но и казаки-сепаратисты (самостийники). Идею создания государства «Казакия» отстаивал издававшийся в Софии одноименный литературно-исторический журнал – печатный орган Центрального Правления Союза Казаков-Националистов (СКН). Той же линии придерживалась газета «Единство и независимость», выражавшая взгляды Общества Ревнителей Казачества (ОРК), находившегося в Париже.
Идею казачьей государственной независимости отстаивали представители калмыцкой диаспоры. Они
